РОДИНА - ... Мать. Часть I
1 Июня 2000

• Версия для печати

Прошедшая половина года омрачена траурными днями в нескольких городах России.

В Чечне началась партизанская война. Из засад методично убивают не только военных, но и отряды милиции особого назначения. Открылся сезон охоты. Сергиев Посад, Пермь, Ханты-Мансийск... Кто следующий?

Действуют чеченцы по одной схеме. Колонна движется к месту дислокации по «зачищенной территории». Как правило, без армейского сопровождения. Попадает в засаду. Помощь приходит спустя длительное время - достаточное для того, чтобы боевики могли перебить почти всех наших милиционеров и спокойно уйти в горы.

Первым в эту мясорубку попал ОМОН Сергиева Посада, именуемый среди своих «монахами».

...На «предыдущей» войне, первой чеченской, они попали под вывод, после Хасавюрта, и в бессильном бешенстве наблюдали за торжествующими гражданами Ичкерии.

Праздничные концерты давал заслуженный артист СССР и, наверное, России Иосиф Кобзон (с песнями «День Победы» и «Мне кажется порою, что джигиты, с кровавых не пришедшие полей»). А его протеже Ирина Отиева, которая неожиданно превратилась из армянки в чеченку, громогласно - в микрофон - объявляла, что, когда соберется выдавать замуж новорожденную дочь, русских просит не беспокоиться.

2 марта 2000 года «монахи» отправились в очередную командировку в Чечню. Успев отдохнуть только два месяца после командировки прежней, с октября по декабрь 1999-го.

ВЕРСИИ

Сколько уже написано об этой трагедии! Почти везде перепутаны имена и фамилии. А выдвигаемые версии вообще подчас похожи на бред. С некоторыми изданиями ребята хотят судиться - только погибших все равно не вернешь.

Версия 1-я. Традиционная, использованная многими СМИ. Ехали пьяными, громко переговаривались по рации - абсолютно открыто. Не было опознавательных знаков.

Ответ 1-й. Видимо, флаг сергиевопосадского ОМОНа опознавательным знаком не считается. Колонна состояла из пяти «Уралов», двух грузовиков, УАЗа и автобуса. Ехали абсолютно трезвыми. Машина с продуктами и медикаментами двигалась отдельно. Никаких переговоров, как уверяют ребята, они не вели - незачем, спокойно двигались к месту дислокации (сменить подольский ОМОН) по ЗАЧИЩЕННОЙ ВОЙСКАМИ территории.

Версия 2-я. Бой продолжался 20 минут, причем стреляли с одной стороны и свои («Новая газета» даже нарисовала подробную схему, правда, не ссылаясь на источники информации).

Ответ 2-й. За такие версии не в суд подают, а бьют в морду. Знаете, для того, чтобы быть принятым в отряд, нужно выдержать трехминутный спарринг-бой. В Чечне «монахи» лежали под перекрестным огнем четыре с половиной часа, невозможно было поднять головы. За 300 метров от подольского блокпоста, который тоже расстреливали - так, что в каменных стенах потом зияли огромные пробоины. После боя нашли вокруг хорошо оборудованные засады, где были даже матрасы - видимо, ждали их, именно их, уже давно.

Версия 3-я. Телеканала ТВ «Центр». Незадолго до того в отряде свердловского ОМОНа раздался телефонный звонок от гантамировцев. Поступили сведения, что по дороге будут ехать боевики. БТРы со свердловцами подошли к месту будущего боя - увидели своих и вернулись в расположение. А в это время уже были установлены на дороге противопехотные мины, и в окрестных домах сидели боевики, среди них - женщина-снайпер (из тех - и это не легенда, - что на наших радиоволнах открыто угрожают не убить, а отстрелить причинное место, и смеются, услышав ответный мат: еще никто не пойман). И после боя гантамировцы, зачищавшие соседнее село протяженностью в полтора километра, сделали это за 15 минут. Ни одного трупа боевиков найдено не было, хотя кто-то рассказал «монахам», что они успели положить 18 человек. Почти вровень.

Ответ 3-й. Нет ответа. Версия весьма правдоподобная - кого хотели таким образом подставить, неизвестно: «монахов» или свердловцев, а, скорее всего, и тех, и других.

КАК БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ

Старопромысловский район Грозного. 10 часов 30 минут утра. Засада была устроена в 150 метрах от КПП-53, в «мертвой зоне», которая не просматривается и не простреливается с КПП. Из девяти машин в первые секунды нападения были расстреляны головная и замыкающая (из гранатометов).

«2 марта был день рождения одного бойца, совсем молодого. И мы ему сказали: этот день рождения ты никогда не забудешь. В предыдущую командировку тоже что-то отмечали, и получился настоящий мужской праздник. 2 марта точно никто не забудет. В общем, будем отмечать как второй день рождения: должны были погибнуть все».

В ночных и дневных кошмарах они вспоминают, как товарищи, которые за пять минут до того дышали, курили, смеялись, вдруг начинали корчиться на земле и стонать: «Умираю...»

Четыре с половиной часа под огнем описать можно в нескольких словах. Им и показалось, что прошли секунды.

...Первыми выстрелами чеченские снайперы разворотили пулеметы. Видимо, точно знали, на какой именно машине их везут.

Один из бойцов, Денис Морозов, был ранен в живот. Он корчился от боли, а чеченцы вокруг него нарезали очередями кольца. Потом пожалели и добили контрольным - в голову. Пока был жив, кричал: «Не подходите, меня обстреливают!» Сергей Клишин попытался вытащить его - снайперская пуля стукнула в висок.

После смерти командира руководство боем фактически приняли на себя Михаил Ковалец и Андрей Петрушкин.

Командир Маркелов перед тем, как его отряд выехал на смену подольским, спрашивал у военных, почему не дают БТРы сопровождения. Ему ответили, что территория зачищена, бояться нечего.

«Говорят, что в лобовом стекле и корпусе машины, где ехал командир, не обнаружено входных и выходных отверстий от пули. Но ведь окна были открыты, это они в расчет не принимают?! Я очень хорошо помню, как в самом начале боя кто-то крикнул: «Командира убили!»

О том, как происходила зачистка в 1999-м. Приказано было «в дома не заходить». То есть если кого встретишь на улице, можешь проверить. А какие арсеналы лежат у «мирных жителей» в подвале - неизвестно.

На помощь пришли омоновцы из Софрина - два БТРа и БМП Министерства юстиции.

Остались съемки боя, сделанные подольскими омоновцами. И, спустя два дня, бойцом Олегом Городиловым - обгоревшие остовы «Уралов». Четверых ребят с трудом опознали. У двоих из них не сгорели только «жетоны смертников», еще двоих - то, что осталось, - возили на экспертизу в Ростов.

По неподтвержденным данным, были найдены трупы боевиков и множественные следы крови. По количеству мест ведения огня, числу гильз и использованных в бою гранатометов определено примерное число боевиков: около сорока. Существует информация, что контрразведка прорабатывает версию о несоблюдении режима секретности. Разговоры о «некомпетентности» означают подозрение в предательстве.

ПОТОМ

Самое мерзкое в этой истории началось после боя.

Почти всех раненых отправили в мирные госпитали, а Сашу Ипатова не успели (на два бы дня раньше борт из Моздока - и могли спасти). Остался отряд без командира и четверти бойцов. По всем психологическим законам «монахов» должны были отправить домой. Потому что на их глазах погибли друзья. А подошедшие наконец спасители умудрились разворотить полголовы убитому Александру Лазареву - просто БТР не свернул. Так и хоронили, в закрытом гробу, и долго не поворачивался язык сказать вдове, как это было: из уцелевшего, нераздавленного уха торчал наушник плейера, Саша музыкой скрашивал утомительный путь в кузове «Урала».

Оставшиеся в живых ночами бегали орать в поле. Стреляли в воздух. Просыпались от кошмарных снов.

С официальным визитом прилетел в сопровождении «вертушек» министр Рушайло. Строго спросил принявшего командование, почему тот такой грязный, командир ведь. Видимо, министру не доложили, что у «монахов» сгорели все вещи, а что осталось, навсегда пропиталось соляркой. Так и ответили.

«Взял бы щетку и почистился. Я тоже на войне, а такого себе не позволяю». Но у министров всегда своя война. Рушайло, наверное, считает, что в Чечне с неба падают именно щетки для платья. Вертолеты сопровождения закрывают обзор.

Наше начальство любит летать в «горячие точки». Для них - даже если визит не стопроцентный - освобождают воздушный коридор, задерживая отправку бортов, на которых могут быть и раненые, и убитые, и те живые, кто ждет не дождется возвращения домой.

А потом министр Рушайло сказал, что те, кто намерен служить, пусть остаются. Остальные - не желающие мстить за погибших товарищей - будут немедленно уволены. Примерный смысл эпитетов: «переодевайтесь в юбки и по домам».

Мужчины как дети, их легко взять «на слабо». Сильных мужчин еще легче. И «монахи» остались.

Спустя три недели их все же вывели, отправили домой. После долгих переговоров и ходатайств мэра Сергиева Посада, губернатора Московской области Громова с министром внутренних дел.

Семьям погибших выплатили по двадцать тысяч. Раненым - по десять. Еще, говорят, создали фонд. Но фонд у нас в стране дело темное. Почему-то воруют...

ДОЛГИ

К жене Игоря Сухова пришли буквально на следующий день после расстрела «монахов».

- Ваш муж убит. Нашатыря не дать?

Из комнаты вышел шестилетний ребенок:

- Мама, что случилось?

- Да ничего не случилось, папка твой умер, - ответил за маму «добрый» дядя.

Игорь Сухов, к счастью, остался в живых. Выяснилось это, правда, позже.

Четверых обгоревших до неузнаваемости и Сашу Ипатова, умершего от ран, хоронили позже остальных. Уже не было ажиотажа и потока людей. Высшие чины не приехали. Кстати, Верховный главнокомандующий, тогда еще и.о., не отдал последнюю дань памяти этим ребятам. Вообще.

А министр Рушайло на панихиде вдруг привычно заговорил о непременном наказании виновных. Оставшиеся в живых, не дослушав речи, развернулись и вышли вон.

В госпитале Миша Семашкин бегал по лестнице с простреленными ногами. Обеими. Ему не было больно.

Они пытались напиться, но не пьянели. Они до сих пор помнят, в каком порядке стояли гробы во время панихиды. Заслушивают до дыр кассету с двумя «чеченскими песнями».

- Это про нас. Все точно, как будто там рядом с нами лежали.

На сороковины над свежими еще могилами рвались сигнальные ракеты. Закладывало уши. И небо было таким голубым, что заслоняло эти тревожные вспышки.

В трапезной Троице-Сергиевой лавры не было отпеваний уже триста лет, со времен польской осады.

Родина отдает им долги медицинским обслуживанием и курортами. Деньгами, которые не могут заменить павших.

«Журналисты жалуются, что трудно информацию получить. А кто захочет с ними разговаривать, когда они приходят и спрашивают:

- Что вы можете сказать о своих погибших товарищах?..»

Чеченский синдром будет, наверное, пострашнее афганского.

Им все время кажется, что кто-то не так посмотрел. И ребята борются - не всегда успешно - с желанием кого-нибудь прибить. Того, кто ни в чем не виноват. В нормальной стране люди, пережившие такое, проходят профессиональный курс психологической реабилитации. Наши сразу приступают к «работе в мирных условиях», и один Бог знает, что придет им в голову, если их пошлют на усмирение футбольных фанатов. Или если на оптовом рынке на глаза попадется «лицо кавказской национальности». В списках погибших, раненых, пострадавших у нас не указывают тех, у кого не в порядке с психикой. А таких - 100 процентов.

КТО

Парни из ОМОНа воевать обязаны. По крайней мере, так считает военное и министерское руководство.

Подразделения отрядов милиции особого назначения были созданы для противостояния массовым беспорядкам - и обучались соответственно, умея практически безукоризненно действовать в городских условиях. Чечню, конечно, тоже можно назвать массовым беспорядком.

Все мы слышали о пьяных в дым вояках, мародерстве, жестокости, неумении ориентироваться в обстановке, несогласованности действий - наши генералы именно последним объясняют трагедии Подмосковья, Перми, Ханты-Мансийска. Как будто не надоело твердить одни и те же слова.

Всякое, конечно, бывает.

«Монахи» были обучены грамотно. Может, поэтому и не было у них потерь в предыдущих командировках. Бдительности не теряли никогда, даже в сомнительно мирное время 1996-го. Рассказывают, как расслабились остальные - включали свет, курили ночью, не закрывая ладонью огонька... Ребята из Сергиева Посада таких ошибок и небрежностей не позволяли, вжились в роль потенциальных мишеней - работа такая.

КОМАНДИР

Скоро в Сергиевом Посаде выйдет сборник стихотворений местных поэтов. Его издание приостановили только для того, чтобы внести изменения в биографию одного автора. Маркелов Дмитрий Афанасьевич. Погиб в Чечне 2 марта 2000-го года.

Дмитрий Афанасьевич Маркелов в этом году должен был отметить пятидесятилетний юбилей. Перед отъездом говорил: «Вернусь, картошку посажу, отпразднуем день рождения...» Еще говорил, что очень устал от командировок (именно так, ласково и обыденно называется у них выезд в кавказский ад). А самым близким обмолвился: «Наверное, не вернусь». И еще - уже уезжая - «Какая же у нас Лавра красивая». В этой Лавре «монахов» и отпевали.

Маркелов работал в милиции начальником уголовного розыска подмосковного Хотькова.

Потом взялся за создание ОМОНа, и людей подбирал, как коллекционер раритеты: кого попало не звал, присматривался, проверял. Зато потом ребята были за ним как за каменной стеной.

Считается, что кадровые порядки в милиции должны быть строгими. Правда, чаще всего это относится к нижнему звену, к рядовым бойцам. Попал в аварию, кто-то из «подопечных» (торговец или бандит) написал в прокуратуру - немедленно увольняйте, чтоб не позорил ряды. Чтоб не связываться, пусть будет сам за себя.

Маркелов своих парней не отдавал. Ругался с начальством, получал взыскания, но отряд берег - всех, как родных. Бойцы звали его Батей.

Он ни разу не дал повода усомниться в своих профессиональных и человеческих качествах. Только благодаря ему у «монахов» не было потерь. И было честное имя.

Даже начальство, которое, наверное, не очень его любило, наказывало за строптивость и собственное мнение не очень сильно. На таких людях держится все, и даже генералы понимали это.