НИЧЬЯ
4 Сентября 2000

• Версия для печати

«Не многим приходится пережить то, что пережили вы, - торжественно говорил Ельцин. - Три месяца находиться там, и морально, и физически так себя держать, в форме, руки не опустить. Вы и там боролись. Все это вызывает восхищение».

РАССТРЕЛ

На войне убивают буднично. Она забрала дочку из школы - тогда все провожали детей в школу и забирали из нее - дома накинула халат, сунула ноги в тапочки.

- За тобой двое пришли, - сказала мама.

Запахнув халат, она вышла во двор, когда-то свой, в который ее привезли из роддома и в котором она выросла, а теперь ставший общим после бомбежек, снесших низенькие междомовые заборчики во всем квартале.

- Документы! - приказали ей.

- Чего вы к Наташе пристали? - старенькая соседка тетя Шура (настоящее имя никто в округе выговорить не мог) заслонила ее собой.

Двое с автоматами отодвинули старушку в сторону. Наталью рванули за халат, сильными руками затолкали в «Ниву». Сын тети Шуры, Ваха, ругался с вооруженными людьми, что-то кричал на своем языке, перемежая русским матерным, но его крик остановили резким щелчком передернутого затвора.

Поехали - быстро и в молчании. На высотке за городом ее вывели из машины.

- Молись своему Богу, - сказали ей. - Скоро ты к нему придешь.

Она где-то читала, что пережившие клиническую смерть и выжившие потом вспоминают, что душа отделяется и смотрит на тело, лежащее на операционном столе или в искореженном автомобиле, со стороны. Так теперь было и с ней. Душа смотрела на тело, пуля для убийства которого уже была дослана в патронник, свысока и отстраненно, как на чужое, но плоть хотела жить.

Ее прорвало: она стала говорить и не могла остановиться. Вся мерзость войны, все страхи, боль и ужас, накопившиеся за два года бессмысленной и беспощадной бойни, выходили из нее. Она спрашивала своих убийц: в чем она виновата? Это они воевали и убивали за независимость Чечни, а она растила дочку и писала заметки в газету, когда по утрам стали прилетать самолеты и разрушили ее дом, и она несколько месяцев жила в подвале вместе с двумя десятками соседей - чеченскими, русскими, армянскими и еврейскими стариками и детьми. А потом пришли вооруженные люди и разбили в доме половину того, что осталось после «точечного» авиационного удара. Что осталось, разломали пришедшие после них другие люди с автоматами в руках. И те, и другие оставили после себя разор и кучи дерьма по углам. А после них пришли омоновцы и, пиная сапогами, повели то ли на расстрел, то ли в фильтрационный лагерь соседа Ваху, и она кричала милицейскому офицеру, от трусости срезавшему с погон офицерские звезды, что пусть лучше убьют ее, потому что Ваха не воевал ни за кого, а бегал под пулеметными очередями за хлебом и водой, и только благодаря ему выжили все они - подвальные жители улицы Мира. И Ваху не убили тогда.

- Да. За тебя заступились чеченцы, - сказал старший из боевиков. (Она поняла, что он задумался, что его палец уже не ляжет бестрепетно на спусковой крючок в ближайшую минуту.) - Но мы должны тебя расстрелять, ты в списках на уничтожение. Ты - пособница Завгаева.

Наталья Васенина редактировала в Грозном газету «Республика», бывшую молодежку «Комсомольское племя». Газета выходила и при Дудаеве, и при Хаджиеве, и при Завгаеве. На газету и ее редактора давили всегда, но газета выходила при всех режимах, хотя идеологи каждого не раз пытались снять Наталью с должности. «Республика» была газетой для людей, а не для начальников. Сейчас она понимала, что жизнь ее зависит от того, что и как она будет говорить. Она говорила не умолкая, и боевики из «особого отдела» все больше задумывались. Наталья поняла, что может остаться живой.

- Ты, наверное, богатая, наворовала много при старой власти? - спросили ее. Она поняла, что высокая идейность расстрельщиков сменилась вполне земными мародерскими побуждениями, и стала снимать сережки.

- Дома еще есть золотая цепочка.

- Ладно, садись в машину, - сказали ей. - Поживи пока.

ПЛЕН

Специальных корреспондентов ОРТ, захваченных в Чечне бандитами, вызволял из плена Совет безопасности России; журналистов НТВ, ИТАР-ТАСС и «Радио России» разыскивали под «особым контролем» бывшего российского президента Бориса Ельцина и президента ичкерийского Аслана Масхадова; залетного итальянского фотографа спасал весь цивилизованный мир. Наталья Васенина никому из сильных мира сего была не нужна.

В московских газетах писали заметки о ней ее однокашники по журфаку МГУ, на новых властителей Чечни и бандитов выходили руководители Союза журналистов и Фонда защиты гласности, журналисты-чеченцы из ее редакции предлагали себя в залог за нее. Все было тщетно. Никто из друзей за Васенину не мог предложить денег, а бандиты хотели получить именно выкуп: сначала 200 000 долларов, потом 50 000, потом 10 000.

Ничего этого она не знала. Ее держали в чеченском предгорье где-то в Ачхой-Мартановском районе. Разрушенный дом, занавешенные днем и ночью окна. «Буржуйка», на которой она готовила обед для охранников и для себя: картошка - макароны, макароны - картошка. Иногда случались «праздники», и на столе появлялась «красная рыба» - килька в томате.

Охранники не били, не изгалялись. Они не были бандитами. Они воевали на войне, пришедшей в их дом. У кого-то в тейпе погибли 200 молодых ребят, кто-то потерял друга, чьих-то родственников накрыло залпом «Града». Наталью они ни в чем не винили. Крестьяне - им приказали, они и охраняли эту странную русскую, дед и бабушка которой, закончившая Высшие женские Бестужевские курсы, когда-то учили в Грозном знаменитого чеченца Абдурахмана Авторханова, будущих первых секретарей и предисполкомов Чечено-Ингушетии, писателей, поэтов. А сама она, говорит, встречалась и с Дудаевым, и с Завгаевым, дружила с артистом, затем командиром боевиков Ахмедом Закаевым, муж у нее был чеченец, и у дочери чеченское имя.

- Нет, - не верили крестьяне. - Ты, наверное, все-таки нахапала при Завгаеве.

Да, она «нахапала» во время войны. Об этом до сих пор в ее паспорте стоят отметки. 30 января 1995 года Васениной выдали 1,5 килограмма сахара. 27 февраля - 1 килограмм риса, 1,5 килограмма сухого молока и 10 одноразовых пузырьков шампуня. 17 марта 1995 года она «хапанула» в последний раз: 5 килограммов пшена.

- Ну, тогда ты работала на ФСБ, - выносили окончательный вердикт охранники.

Наталья хмыкала и шла готовить макаронно-картофельный обед.

Ее перевозили с места на место пять раз.

Три месяца она не купалась. Жили она и ее охранники в полуразрушенных домах. Однажды зимой Наталья не смогла оторвать голову от подушки: примерзли волосы.

Но странное дело: чем больше холодало в горах, тем человечнее становились отношения пленницы и охраны.

Началось с малого. По чеченским обычаям, когда в комнату входит мужчина, женщина обязана встать. Это - не пережиток, это - менталитет чеченского народа. Родившаяся в Грозном, Наталья Васенина, даже будучи главным редактором республиканской газеты, так поступала. Когда она поднялась с места перед охранником в первый день плена, тот даже засмущался: «Брось, - сказал. - Три дня ты наша гостья...»

Когда охранники узнали, что за Наталью требуют выкуп, один из них в сердцах бросил: «Будь прокляты эти деньги!» А потом, когда долгим зимним вечером они все говорили о том, как будут жить после войны, ей сказали, что обязательно пригласят в гости в дни мира.

- В гости? - спросила Наталья. - Приеду, если только от вас не получу пулю в лоб.

Охранники долго молчали.

- От нас ты пулю уже не получишь, - сказал самый старший по возрасту.

В плену она провела почти пять месяцев - 146 дней и ночей. А потом сама себя освободила.

Наверное, она еще нужна Богу. И дочери Ремире. Ей дико и невероятно повезло. На рассвете 20 февраля 1997 года охранники пошли за дровами. Она надела сверх выданного ей в плену камуфляжа старые брюки одного из них, чтобы прикрыть изношенные комнатные тапочки, сбила замок с двери обухом топора и ушла в метель. Огородами по снегу дошла до окраины полуразрушенного аула и побрела по дороге. Шла, стараясь не думать, что будет, если ее догонят охранники или вдруг встретятся какие-нибудь незнакомые боевики. Смерть в снегу была бы тогда лучшим исходом...

Водители редких легковушек выворачивали головы: что за странная русская женщина в брезентовых штанах и с покрытой легким шарфом головой идет по горной дороге? На трассе появился автобус. Ни на что не надеясь, махнула рукой. «Пазик» притормозил, водитель и чеченки из горного аула, отправлявшиеся на грозненский базар, недоуменно переглянулись, но промолчали.

Через полтора часа ее привезли почти к дому. Но домой Наталья не пошла: боялась, что там ее уже ждут бандиты. Журналисты-чеченцы из ее редакции прятали ее по своим домам, а потом отправили из Грозного. Она и сама уже понимала, что в родном городе ей больше не жить. Наталью и Ремиру, неожиданно ставшую в свои 12 лет взрослой, друзья посадили на московский поезд. Васенину вновь охраняли. Редакционные товарищи «заинструктировали» поездных охранников: «Если что с этой женщиной и ее дочерью случится...» Автоматчики дежурили у ее купе до самой границы с Северной Осетией.

РЕГЕНТЫ СЛЕЗАМ НЕ ВЕРЯТ

Убогая комната в коммуналке на дальней и замызганной столичной окраине. Вырванная с «мясом» и скрученная в узел электропроводка на потолке. В тусклом свете ночника - тахта под поношенным одеялом, две картины на стене и почему-то соломенная летняя шляпа - все осталось от прежних жильцов. На кухне - почерневшая от времени газовая плита и соседский холодильник, в который иногда можно поставить кастрюлю, тоже оставшуюся в наследство от былых обитателей.

- Я больше всего боюсь сейчас заболеть, - говорила Васенина. - Или Ремирка захворает. Страховых полисов у нас нет. И прописки. Ничего нет. Мы не существуем. Мы - никто.

Я сижу напротив, пью чай и прячу глаза. Стыдно, что есть квартира, прописка и меня с пустяковым насморком примет врач в поликлинике. И доблестной милиции я не интересен, меня пустят в «Останкино», куда не пустили однажды Наталью, приглашенную выступить на телевидении. Прописка у Васениной грозненская, а вдруг чего-нибудь взорвет? В марте 1997-го, сразу после плена, она написала заявление в Федеральную миграционную службу. Принесла его, ее выслушали и вежливо объяснили, что претендовать на статус беженца она не может. Беженцем может считаться только человек, прибывший из дальнего зарубежья. Нигериец может, а она и ее дочь - нет. Васенина, наивная, спросила, нельзя ли тогда дать статус вынужденного переселенца. И на это она не может рассчитывать, ответили ей все так же вежливо. Вынужденным переселенцем может считаться тот, у кого есть регистрация, то бишь прописка. Зарегистрироваться можно только у близких родственников - сестры, брата, отца, матери, дедушек и бабушек.

- Ах, у вас нет никого во всем бывшем Советском Союзе, только старики-родители в Грозном? Ну, тогда мы вам ничем помочь не можем. А заявление вы оставьте, оставьте, мы его зарегистрируем...

Не прошло и двух месяцев, как Васенина получила ответ из ФМС. Ничего больше того, что ей уже сказали устно, в ответе не было. Она написала письма в столичную и подмосковную миграционные службы. Результат тот же. Мир не без добрых людей. Друзья-однокашники, московские журналисты помогли ей найти работу, нашли жилье - хоть и неказистое, но и недорогое. Зарплата - это всего не намного больше, чем плата за комнату. Дочь растет на ее «диете» в плену: макароны - картошка, картошка - макароны.

После одной из пресс-конференций друзья подвели ее к Регент. Регент - это такая женщина, которая несколько лет устраивала и кормила в России беженцев. Сейчас беженцы рады, что Регент больше ими не занимается (как будто только от одного человека в нашей стране зависело и зависит скотское отношение к ним: вся власть у нас такая - скотская). Регент снизошла к Васениной: «В порядке исключения, учитывая вашу трагическую судьбу...» Она предложила ей уехать в центр временного размещения, гарантируя, что Наталья и Ремира проживут там три месяца.

- А дальше что? - невпопад спросила Наталья.

- Дальше на усмотрение местной администрации, - ответила ей Регент, «учитывая трагическую судьбу».

КАК ЖИТЬ?

Наталья опоздала вернуться с войны. По правительственному постановлению беженка Васенина должна была встать на учет до 23 ноября 1996 года. 23 ноября 1996 года ее война еще не закончилась - она тогда была в плену.

Она опоздала найти Родину и для Родины больше не существует.

Дочь учится в московской школе «из милости». Хорошо учится, подтянулась за последние годы по математике, а по русскому языку и литературе - только «пятерки». Улыбаться Ремира стала, вспомнила, как это, - улыбаться.

Ничего, что трудовая книжка Васениной сгорела в Грозном. Зато есть работа. Сейчас всем нелегко, поэтому Наталья научилась радоваться тому, что есть.

А что будет? Что ждет Наталью и Ремиру? На что надеяться сотням тысяч, миллионам людей, пострадавших на наших необъявленных «домашних» войнах?

Что за недобрая страна у нас? Что мы сами за люди такие - злые и ненавистные к своим единокровцам? Что за власть мы себе понавыбирали - чем выше пост, тем ублюдистей его занимающий?

«Русские русских в плен не берут», - писал участник гражданской войны.

Женщин и детей-то за что в России убивают и на войне, и без войны с особой жестокостью?