ДОРОГОЙ МОЙ ЧЕЛОВЕК. Часть I
7 Декабря 2000

• Версия для печати

В середине мая 2000 года он был освобожден - после четырехсот дней чеченского плена. Ленты информационных агентств упомянули его имя в череде других новостей дня. Даже громкое имя отца - бывшего председателя правительства Дагестана - и неимоверная сумма, назначенная бандитами в качестве выкупа, не привлекли особого внимания к этой истории.

Освободили Камиля Мирзабекова сотрудники ГУБОПа - из тех, которые не дают громких пресс-конференций, не рассказывают о своих подвигах: обычная работа. Эти ребята месяцами не вылезают из Чечни. На их счету - сотни спасенных жизней. Их не знают в лицо, что, наверное, стратегически верно, но не очень справедливо.

В этой истории есть еще одна необычная черта. Плен не сломал этого парня - ни физически, ни морально (что гораздо труднее).

* * *

Каждый день плена был адом. Для Камиля Мирзабекова, сидевшего в земляной яме. Для его матери. Для отца.

КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ

Мирзабеков Абдуразак Марданович. Бывший премьер правительства Дагестана. Возглавляет торговое представительство России в странах Балтии. Один из сыновей работает в МЧС.

Родился в 1938 г. в Махачкале. Кумык. Жил и учился в Хасавюрте. Окончил Грозненский нефтяной институт.

Трижды (два раза в 1991-м зимой 1992 года) становился объектом покушения (после того как кумыкским движением "Тенглик" была развернута кампания за возвращение кумыкам равнинных земель - именно тогда в республике был совершен целый ряд терактов против кумыков, занимающих видные государственные посты). Осенью 1993 года отказался выставить свою кандидатуру на выборах в Федеральное собрание РФ, что было расценено наблюдателями как боязнь стать жертвой нового теракта. (По материалам сайта compromat.ru.)

Мирзабеков Камиль. 1970 г.р. Закончил МАИ, инженер-механик по авиастроению. По окончании института работал в Махачкале в коммерческом банке, затем переехал в Москву. В институте была военная кафедра, поэтому в рядах ВС РФ не служил.

КАМИЛЬ:

"13 апреля 1999 года я возвращался с работы домой. Около подъезда ко мне подошли люди в "гражданке", русской национальности, если можно так выразиться, предъявили удостоверения сотрудников РУБОПа, сказали, что хотят задать несколько вопросов, и повели к машине - это был джип.

Потом ударили (мне показалось, рукояткой пистолета) по голове - и дальше не помню.

Очнулся я связанный скотчем, в маске, в наручниках уже в каком-то грузовике, в коробке, под грузом картошки. Причем я был там не один: видимо, этот канал транспортировки пленных у них налажен хорошо.

Так меня вывезли в Чечню - средь бела дня, из центра Москвы, за две тысячи километров..."

ОТЕЦ:

"Для меня эта история началась 14 апреля прошлого года. Я был в Вильнюсе, вечером мне позвонили друзья и сказали, что Камиля нет дома со вчерашнего дня. Мы с супругой с первой оказией вылетели в Москву: честно говоря, у нас сразу закрались подозрения, что Камиля похитили - по крайней мере, это был один из самых вероятных вариантов. Тем более некоторые из наших друзей и знакомых уже бывали в подобных ситуациях.

Я обратился в МВД и ФСБ одновременно. Настоял, чтобы делом Камиля начали заниматься сразу: обычно ведь искать пропавших начинают спустя трое суток.

Хочу сказать, что милиция очень профессионально начала расследование. Они анализировали все знакомства Камиля, выясняли, кто видел его в последний раз. Тогдашний министр, Сергей Вадимович Степашин, пообещал лично контролировать дело. Я встречался и с Владимиром Борисовичем Рушайло, мы обсуждали способы организации поисков... Я знаю, что ходит много слухов о разногласиях между МВД и ФСБ. В нашем деле структуры работали согласованно, и на оперативном, и на высшем уровне.

Были задействованы очень большие силы... Но поначалу результатов не было.

А 24 апреля в Вильнюс, в посольство России позвонили люди и попросили меня. Когда узнали, что я в Москве, велели передать: "Камиль у нас, пусть готовит деньги". Потом стали звонить домой.

Первое чувство, которое меня охватило в момент разговора с этими подонками, - неимоверная злость. Кто они такие, чтобы распоряжаться судьбой человека, которого государство наше растило и учило до тридцати лет?! Кто дал им право решать, жить ему или нет - а значит, и его родителям?!

Я ответил, что мой сын - не товар.

"Тогда будешь покупать его по кусочкам".

Когда я услышал эти слова, у меня в голове помутилось. Помню, что кричал в трубку: "Я достану вас из-под земли и самих вас порежу на куски!" Может быть, это было неправильно с точки зрения морали, но я глубоко убежден, что подобные существа - людьми ведь их не назовешь - не понимают увещеваний, для них не существует ни нравственности, ни морали. Мы же не ведем переговоры с бешеными собаками.

Еще один звонок был якобы от самого Арби Бараева - именно так представился этот бандит. Потом выяснилось, что звонил вовсе не Бараев. Я пытался выяснить, почему именно моего сына украли. Они мотивировали похищение тем, что я в бытность председателем правительства Дагестана проводил российскую политику.

Такой подход не нов: чеченские бандиты достаточно часто идут на ловкие, но наивные ухищрения скрыть свою гнусную сущность за политикой (российские тоже. - "!"). Мне кажется, что недоумки, в чьих руках непосредственно находятся пленники, не способны придумать такого обоснования. У них явно есть начитанные консультанты.

Потом все же назвали сумму выкупа. Двадцать пять миллионов долларов.

Странно, но сумма фигурировала в разговорах всего однажды. А ее размер даже направил по ложному пути следователей: нужно было искать сумасшедших. Нормальные люди должны были понимать, что я всю жизнь был на государственной службе, у меня нет и не может быть таких денег.

За моего сына запросили столько, сколько не требовали ни за одного заложника.

В беседах с друзьями я, насколько это было возможно в той ситуации, пытался шутить: таким дорогим ребенком можно гордиться..."

КАМИЛЬ:

"Меня держали в яме, которая, кажется, была вырыта в каком-то сарае. Примерно три метра - высота, площадь - 2х1 м2. Там был матрац, подушка, ведро... Кормили один раз в сутки или в двое суток хлебом и чаем. Сверху открывался люк, кричали мне: "Не смотри наверх, протяни руку!" и опускали на веревке еду. Боялись, наверное, что я запомню чье-то лицо, но у меня очень плохое зрение, а очки отобрали при похищении сразу - я бы все равно никого не разглядел.

Я не могу назвать свое пребывание там рабством в полном смысле слова - все-таки это понятие подразумевает принудительный труд, которого не было. Но с момента похищения для меня начался как бы новый отсчет времени. Трудно осознать, что ты внезапно, в одночасье, оказываешься в черной дыре. Чего ждать - непонятно. Но чего-то - надо, иначе остается покончить с собой или сойти с ума. Я понял, что "надежда умирает последней" - не штамп, а истина, просто это надо испытать на себе.

На многие вещи начинаешь иначе смотреть. Прежде всего - на отношения в семье. Дороже родителей, оказывается, нет никого на свете.

Еще много думаешь о прошлом. За какие-то минуты в жизни вдруг становится очень стыдно - и непонятно, представится ли возможность изменить или хотя бы попросить прощения.

Дико думать, что на пороге - ХХI век, Европа объединяется, а ты - в средневековом зиндане. Продаешься, как товар. Осознаешь, что денег на выкуп нет - и надеешься только на то, что бандиты начнут торговаться и дойдут до приемлемой суммы".

ОТЕЦ:

"Однажды они позвонили и дали трубку Камилю.

"Папа, я жив, но не могу сказать, где я. Они требуют денег".

Я ответил: "Ты же знаешь, в нашей семье нет и сотой доли этой суммы".

"Знаю, но они меня убьют".

И тогда я произнес страшную вещь. Наверное, другого выхода у меня не было: весь Дагестан не собрал бы назначенных денег... Я сказал: "Если тебя убьют, умри, как мужчина, не позорь мою седую голову".

Фактически я сам вынес приговор собственному сыну".