Pедакция не отвечает за содержание заимствованных материалов

Новости | все материалы раздела

Илья Кормильцев не брезговал нацистами и скинами
10 Февраля 2007

Илья Кормильцев. Апрель 2006 г.

Дмитрий Румянцев, редактор нацистского сайта НСО, популяризатор национал-социализма, разместил на своем сайте обширное интервью с ныне покойным поэтом-контркультурщиком Ильей Кормильцевым. Эта философская беседа о принципе вседозволенности, которым руководствовался поэт-исследователь современности.

Ч.2

Примечание: Ввиду исключительно большого объема текста интервью, здесь приводятся только выдержки, показавшиеся Stringer наиболее интересными. Полностью текст интервью можно прочитать по ссылке www.nso-korpus.info/kormiltsev1

www.nso-korpus.info/kormiltsev2

{…}Илья Кормильцев: Традиционная логика биоманипуляции до сих пор строилась на том, что должен быть могущественный враг, который для всех однозначно хуже, чем тот Status Quo, который уже существует. Так, на Западе всю эпоху Холодной войны разрабатывался образ советского коммунистического лагеря. После того, как он исчез, такой же образ стал срочно лепиться из мирового Ислама. Мировой Ислам радостно, в лице определённых своих властных структур, подыграл этому, решив, что Совку ведь неплохо в общем-то жилось, пока он противопоставлял себя Америке, так может им тоже будет неплохо постоянно противостоять Америке. Но опасность в том — вот как в примере про Беслан — враг должен быть каждый раз всё круче. Если у Совка была атомная бомба, то неизбежно у Ислама она должна быть, иначе что же это за враг, которого можно убить щелчком пальца. А следующий враг должен быть ещё круче. Таким образом, вся эта манипуляция напоминает игру в покер, когда при блефе ставки всё время увеличиваются и увеличиваются.

Наиболее умные из мировых хозяев начинают понимать, что игру можно разогреть до такой степени, что и сам не уцелеешь, поэтому активно ищут новые способы контроля. Я думаю, что большая доля тех безумных денег, которая выкачивается через мировую спекулятивную систему быстрого движения капитала, она на самом деле направляет именно на эти цели.

Дмитрий Румянцев: Давайте от политики перейдём к культуре. Вернее, к Ультра-культуре. Почему — Ультра-культура? На мой взгляд, большинство из того, что издаётся в вашем издательстве, скорее относится с тому, что называют «субкультура».

ИК: Меня, как большого любителя античности и древних языков, интересует первичное значение слов. Первичное значение слова «ультра» — это не «чрезмерно», а — «за границей». Для меня «культура» — это отрицательное, в принципе, понятие. Культура — это пыльные музеи, дети скучающие на абонементе в филармонии; культура — это некое замещение реального процесса познания мира и сознания индивидуума, позиционирующего себя по отношению к этому миру, неким культурным ритуалом, который человек должен пройти чтобы сказать: «ну вот, теперь я культурный человек; вот это я знаю, вот это видел, это прочёл, то посмотрел, туда ходил» и т.п. Но на самом деле грош цена той культуре, которая не заставляет человека переоценивать себя, ставить метафизические задачи и действовать.

Любые проекты радикального характера, — проект красный, или проект коричневый, проект зелёный, словом, любой — это всё выкидывается либеральным обществом за пределы культуры. Ультра — это то, что по ту сторону; это не то, что есть область нашего политкорректного консенсуса, в котором всё, что ставит серьёзные вопросы и апеллирует к серьёзному действию — к изменению, не важно в какую сторону — этого не должно существовать, потому что мы должны жить в мире тайного компромисса. То что подпитывает этот компромисс, называют культурой. То что не подписывается под этот компромисс, называется как угодно: маргиналами, фашистами, безумцами, диссидентами… Слов может быть, опять таки, тысяча, но определяют они всё то, что позиционирует точку зрения, с которой пока невозможно найти компромисс.

Поэтому мы и отказываем всему, что называется культурой, и выходим за её пределы. Вот примерно такие основания скрываются за названием «Ультра-культура».

ДР: То есть редакционная политика издательства заключается в том, чтобы публиковать тексты, которые лежат за пределами того, что сейчас носит название культура?

ИК: Да, безусловно. Причём эта концепция, несмотря на всю глобализованность нашего мира — национально ориентирована. Потому что то, что называли бы ультра-культурой в США, не совсем совпало бы с тем, что мы называем ультра-культурой в России. Например, те же православные патриоты у нас — это не ультра-культура, это — культура. А вот «Скины: Русь пробуждается» — это ультра-культура, поскольку лежит за рамками допустимого консенсуса, в котором говорится: «У нас этого не должно быть». А, скажем, для Китая, даже либеральные тексты в новом смысле этого слова, какие-нибудь Фукуяма или Хантингтон, будут являться ультра-культурой, потому что там другой консенсус действует.

ДР: А «Урфин Джюс» был ультра-культурой?

ИК: По интентам — вряд ли. Мы вообще тогда не понимали, за что нас запрещали. Мы на полном серьёзе были уверены, что боремся с «негативными явлениями», как тогда говорилось. Мы пели про бездуховность, про фарцовщиков, про потребительство.

Возвращаясь к издательству. Нас всё пытаются заклеймить — «левое издательство», «жёлтое издательство», «коричневое издательство» и т.д., заклеймить, чтобы затем манипулировать, как объектом. Но проблема в том, что старая идентичность разрушена и основным стимулом становится желание сохранить хоть какую-то идентичность вообще. Всё из-за этого катка универсальной культуры, универсального подхода, универсальных ценностей. Поэтому мы в той или иной степени солидарны со всеми, кто восстаёт против этого процесса. Главной опасностью является этот неолиберальный проект, нивелирующий, космополитический, античеловеческий проект. Это потом уже можно будет разбираться в этом спектре недовольных, а пока ведь бессмысленно: «Фа ловят антифа — антифа ловят фа». Самое-то интересное, кто из них вдоль Рублёво-Успенского шоссе рискнёт пройти с факелами. Вот на этих я хотел бы посмотреть. А те, кто бьют морды друг другу… Если мы с вами говорили о Системе, то они как раз Системе и служат.

ДР: Возникает тогда следующий вопрос. Культура в вашем понимании, да наверное и в моём — это сейчас фактически уже шоу-бизнес. Шоу-бизнес — это деньги. Соответственно у всего, что «за пределами» с деньгами туго. Издательство не слишком коммерчески успешное?

ИК: Ну как сказать? Мы самовоспроизводящиеся. У нас задача заключается в том, чтобы иметь деньги на то, чтобы печатать новые книги и платить гонорары авторам. Мы не ставим задачи создания некоего капитала, который можно пустить в оборот. Мы ведь не собственники — мы все работники в этом издательстве. А у собственника какие-то свои комплексы, какое-то своё недовольство ситуацией, некий потенциал в нём, который заставляет давать его деньги.

ДР: Можете назвать наиболее успешные книги издательства «Ультра-культура»?

ИК: Наиболее успешная наша книга — мы это правда не афишируем — это «Чёрная медицина», которая уже приближается к стотысячному тиражу.

ДР: Что в ней такого захватывающего?

ИК: «Чёрная медицина» — это американский учебник о том, как выжить в городе, как правильно «розочку» сделать, как драться на улице, не владея специальными приёмами, что делать, когда тебя связанного загрузили в багажник и т.д. Это пользуется бешеным спросом. И, кстати, спрос этот показывает, насколько насилие аккумулировано и на самом деле никуда с 90-х годов не ушло. Путинская эпоха его просто закамуфлировала какими-то внешними брызгами золотого дождя. Какое-то количество людей отвлекли временно в консенсус частной жизни, но при этом мера их недовольства ситуацией осталась высока.

Если в 90-х годах общество напоминало бомбу, то сейчас оно подобно мине, которую турецкие строители задекорировали с помощью евроремонта — ресторанов понастроили, торговых центров, а внутри осталось тоже самое — тикающий часовой механизм.

После «Чёрной медицины» очень популярны тексты Лимонова, тексты Проханова, несколько переводных книг, «Скины…». Это я говорю о тех, которые пересекли десятитысячную границу, что считается по меркам нашей книготорговли уже успешной книгой. Большинство же книг у нас тиражами от трёх до пяти тысяч расходятся.

ДР: Чем вы руководствовались, когда приняли решение издать сборник «Правый Марш», в котором собраны уже совершенно конкретные радикальные фашистские стихи?

ИК: Это реальный поток реальной поэтической рефлексии, за которой стоит реальное отношение людей, некий дискурс, в котором очень много здравого, который имеет право на существование. Как бы он не был неудобен для определённых категорий общества — это не то, что можно скрывать. Мы против всякого сокрытия в рамках вышеозначенного компромисса. Прекрасные талантливые стихи — очень многие из них. Начиная от старых стихов ещё времён Гражданской войны и вплоть до новых авторов — это всё очень интересно. И если есть там конкретные призывы к насилию, то они в рамках этой поэтики. Потому что это поэтика непримиримости, поэтика конкретной политической, национальной и культурной позиции — она не может обходиться без этого.

Ещё раз повторю: государство имеет право классифицировать, как призывы к насилию, только если я стою, скажем, на углу Тверской и Камергерского и призываю. Но в рамках определённого дискурса, даже если я говорю, что каких-то людей необходимо убить, я имею право на эту позицию. В противном случае человек превращается в кастрированное существо, дрессированную обезьянку, которой отрезали яйца. Ему вбили в голову: «так говорить нельзя, так поступать нельзя» и т.д. Я буду до конца отстаивать право человека выражать своё мнение, вплоть до выражения мнения, сводящегося к насильственному противостоянию идеям или каким-то группам лиц.

ДР: Хорошо, право на призыв… Если рассмотреть процессы конца 80-х, которые в конечном итоге и разнесли государство на куски, то звукоряд этих процессов во многом состоял из двух групп: «Кино» и «Наутилус». То есть Вы, фактически, вооружили массы простыми и всем понятыми лозунгами-песнями. Как поэт, Вы не ощущаете свою ответственность за это? Ответственность за то, что некие несформулированные толпой идеи Вы перевели в разряд вполне понятных и вполне красивых текстов, и эти тексты спровоцировали дальнейшее действие. Или Вы считаете, что поэт стоит вообще вне какой-либо политической ответственности?

ИК: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся» — давно было сказано и Тютчев был в этом прав. Я не жалею обо всех этих стихах, потому что то, что я в них вкладывал, остаётся для меня до сих пор актуально. Протест -против того ханжества, в котором пребывал поздний Совок, против людей, которые жили исключительно животными интересами, против всей это массы будущих хозяев страны, комсомольцев, фарцовщиков, против всей лжи, против всей скованности — он никуда не делся, я о нём ничуть не жалею, он был совершенно справедливым. Если в силу каких-то исторических процессов кто-то использовал данные художественные тексты, как аргументы против имперской идеи или коммунистической идеи, то я с этим ничего не могу поделать.

Стихи живут очень долго — если это неплохие стихи, то дольше самого поэта. Интерпретации меняются. Люди снова возвращаются к ним и находят в них иные смыслы. Если это так было воспринято, то я считаю, что это было преднамеренно организовано определёнными кругами журналистского сообщества — именно такое восприятие русского рока, как право-либеральную протестную речь. С этим ничего нельзя поделать. Можно пожалеть, что мои высказывания были приватизированы для чуждой мне цели, но бегать по улицам и кричать: «я не это имел в виду» достаточно глупо. Главное — продолжать писать, писать другие стихи, писать другие тексты, жить дальше, строить свою жизнь и как частного лица, и как политического человека, так чтобы в конце времён стало ясно, что на самом деле ты имел в виду.

Тут я не склонен к самобичеванию. Что получилось, то получилось. Мы были маленькими и наивными, мы были слабо информированы, как и большинство молодых людей нашего поколения в эпоху этого позднего советского строя. Если и есть какая-то в этом доля нашей вины, то по сравнению с теми, кто с бодуна подписывал бумажки в Беловежской пуще (намёк на соглашение, подписанное в конце 1990 года Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем, положившее конец СССР — при. ред.), то она примерно как вина комара, укусившего Христа, по сравнению с виной тех, кто вбивал в него гвозди.

ДР: А как Вам сентенция о том, что поэт в России больше, чем поэт?

ИК: Эти сентенции, знаете, примерно из той области, как в 8 классе мальчишки меряются, у кого писька длиннее. Я считаю, что эти сентенции — дурновкусие определённое, оттого что наша культура очень любит пользоваться штампами. Все культуры этим грешат, но у нас, русских, какое-то болезненное пристрастие к пословицам, к разным издревле устоявшимся журналистским метафорам и штампам, которые повторяются совершенно бездумно.

Я думаю, что поэт, всё-таки, это не существо номер один в обществе. Художникам надо быть поскромнее и понимать, что они лишь зеркало или фотоаппарат, который снимает только то, что уже существует. И фразы, которые через них идут — они очень часто идут откуда-то свыше, а не из них самих. Когда художники присваивают себе какие-то особые полномочия и права в связи с этим, то мне кажется, что это дурновкусие.

Меня, например, начинает «ломать» вот от чего. Один депутат сейчас предъявляет мне претензии (имеется в виду депутат Госдумы Чуев — прим. ред.) и в Живом Журнале у него появляются сообщения: «Да как ты смеешь наезжать на гениального поэта». Меня от этого коробит и съёживает. Я как раз в данном случае против Чуева ничего не имею. Он имеет право наезжать на меня; я имею право наезжать на него — причём здесь какие-то стихи, которые я когда-то писал? Мне кажется, что это очень неприятная сторона. Всех надо судить одной меркой, если уж на то пошло. Не думаю, что мои стихи дают мне какую-то автономию или специальную защиту.

Также, кстати, как не думаю, что на меня это роняет и какую-то особую вину. В конце концов, если прислушаться, если вспомнить, что мы писали… Ну возьмём такое, считающееся самым политическим произведение — «Скованные одной цепью»… Ну и что? Неправда, да? Где в этом тексте содержатся слова, что давайте мы будем отнимать у людей квартиры под ипотеки, заставлять всех работать за гроши на международные корпорации, которые будут выкачивать нефть? Там описывается реальная ситуация, в которую вошёл позднебрежневский и постбрежневский режим, который сам уже заврался и жил капиталистическими ценностями, изображая из себя что-то коммунистическое. В песне содержится описание определённой безысходности, которая тогда была и выход из этой безысходности — «правый, левый…».

Так что я не чувствую угрызений совести. Угрызения совести могут быть за своё поведение политическое, за то, что я был недостаточно активен, не достаточно работал на поле публицистики, пытаясь объяснить свои мысли в каком-то другом формате, менее абстрактном, чем поэтический. Я потерял много лет на рок-н-рол в тот момент, когда он умер, как действующая сила сопротивления. Вот за это, возможно, испытываю угрызения совести, да. А за то что писал? Почти ни за что.

ДР: В конце 80-х миллионы, десятки миллионов людей, ненавидящих Совок — это сейчас они вдруг стали говорить, как хорошо было при Совке, а ведь тогда все его ненавидели — и я его ненавидел, и Вы его, наверное, ненавидели — находили для себя олицетворение своих смутных мыслей в основном в Ваших текстах и в текстах Цоя из группы «Кино».

ИК: В отличии от многих представителей моего поколения, когда мне говорят: «от как хорошо там было», я говорю: «не хочу туда обратно». Я потерял среди своих друзей, наверное, 80% своего поколения и предпочитаю дружить либо с людьми много старше, либо много моложе — именно в силу этой мерзкой ностальгии по портвейну, подъезду и колбасе. Моё отношение к тому режиму не изменилось ничуть. Да, из-за его гибели возникли какие-то огромные человеческие страдания, исторические издержки… Ну а как он — режим — мог жить?

То есть никакой ностальгии по тем временам у меня нет. Если я испытываю ностальгию, то очень часто жалею, что не жил в 20-е годы. Для меня Советская власть в большей степени была в рассказах деда, старого коммуниста, чем в том, что я видел в школе и вокруг себя. Нет поэтому прощения… Даже такой яростный националист, как Проханов в частных беседах на мой вопрос «Будет здесь ещё что-нибудь», отвечает: «Я очень сомневаюсь». Я спрашиваю: «Почему?». «Это кара, кара за предательство великого проекта, всё равно мы должны нести кару и сколько она продлится — неизвестно». Всё это растление, распад… Проханов любит говорить о мести красных приведений. Он, например рассказывает: «У меня есть разные знакомые, кому за 50, которые стали успешными бизнесменами, банкирами, миллионерами. Всё у них хорошо, всё идёт как надо, и вдруг начинает разрушаться, разваливаться, с ними происходят страшные истории, у них отнимают деньги, в семье заболевают страшными болезнями, раком и человек не понимает, что же с ним происходит. Я у него спрашиваю: а дедушка у тебя кем был. Человек начинает рассказывать про своего дедушку и всё выясняется. И я говорю — это тебе призрак красного дедушки и мстит». (смеётся — прим. ред.)

Коммунистический проект — это очень сложный проект, в нём было очень много противоречивого, много потенциально опасного, о чём критики его уже много раз говорили. Традиционалистские правые критики говорили, что в коммунистическом проекте было некое неуважение к человеку, как к национальному, культурному, биологическому существу. Некий прыжок через голову был, который обычно связывают с сильным присутствием еврейского элемента в коммунистическом и красном движении — там было их мессианство и склонность оторваться от чего-то… Было. Но были и по настоящему великие моменты. То есть проект, конечно, великий. И то, как он бездарно продавался и предавался в 70-е — это конечно огромная вина вот этого Совка, в котором мы реально родились и выросли. И эту вину, на самом деле, простить трудно. Говорить: «Ой, зачем мы это всё натворили, лучше бы туда назад вернуться»… Да не было там уже никакого «назад».

ДР: А ведь на самом деле это вина больше товарища Проханова, который и был певцом этого Совка.

ИК: Ну да, он постарше, он успел уже на этом засветиться. Я-то по малолетству присутствовал только при начале деградации и развала. Да, он тоже это понимает. И хорошо, что понимает. Потому что, как я говорю, ретро-проекты меня мало волнуют. И по своей структуре, и психологически, и по убеждениям, я никогда не вижу в ретро-проектах ничего … Вот почему Хозяева — с большой буквы — так любят ретро-проекты? Да понятно, почему. Ретро-проекты никогда не угрожают ничему в этом мире, никакому будущему, которое пытаются для себя приватизировать «Хозяева». Все ретро-проекты идут в тупик. Поэтому им не мешают. Хочешь истово молиться по афонским монашеским правилам? Да иди, молись, главное — к газгольдеру не подходи (смеётся — прим. ред.). Все эти анклавы, они всего очень-очень-очень-очень деномизируют (неразборчиво — прим. ред.) с позиции компромисса и допускаются в этом поле. Вот есть у нас сумасшедшие люди, монахи — они в монастыре живут; сумасшедшие, да, но они никого не трогают. Поэтому им позволяют быть.

ДР: На Ваш взгляд, есть сейчас какие-то проекты, может быть и не музыкальные, по энергетике хоть в чём-то сходные с «Наутилусом»? Например, «Правый марш», который готовится к выходу (книга так и не была издана — прим. ред.), есть ли в ней что-то, способное завести не только приверженцев НС-идеи, которым она, собственно и предназначена в первую очередь, а более широкие общественные слои?

ИК: Не знаю. Трудно сказать. Дело-то не в самих текстах — прозаических, поэтических, каких угодно, а дело в из симфонии с ситуацией. Востребованность любого слова всегда двоякая. Талант никогда не является какой-то внутренне абстрактной величиной; важно где и когда он применяется. Скажем, электрический ток… Можно посадить преступника на электрический стул, можно корову забить на бойне, условно говоря. Причём и там, и там сила тока будет одной и той же. То же самое и поэтический талант. В другой ситуации при той же самой интенсивности, при том же самом таланте не сработает. Поэтому мне кажется — может быть это довольно парадоксальное для поэта высказывание — но мне кажется, что от самих стихов мало что зависит. Семя, упавшее на камень, не всходит, а семя, упавшее в чернозём, сразу же прорастает и начинает буйно расти. Должна быть взаимная готовность. Поэтому так говорить — глядя просто на текст, на музыку — будет ли это иметь мощный резонанс, нельзя. Что-то можно сказать, только глядя на текст, когда он уже действует в людях.

К тому же в вашем вопросе есть некоторое противоречие — подействует ли «Правый марш» только на людей, «которые в теме», или ещё и на других? А если людей, которые «в теме», больше в несколько раз, чем остальных? Вот вам и «подействовало».

Всякий текст начинает работать только в контексте соответствующей социо-политической ситуации. Если он не адресован какой-то социальной или классовой структуре, то его талантливость… даже нельзя сказать, о чём, собственно, речь тогда идёт. Что такое талант — это правильное сочетание рифм? Нет, никакой текст не имеет никакой самоценности вне реципиента, вне того, кто его воспринимает. При этом не имеет значение, условно говоря, определённая идеология.

Вот пример с точки зрения энергетики текста. Сейчас у нас выходит интересная книга, которая называется «Не стреляйте в пианиста» (книга так и не вышла — прим. ред.). Это доклад одной датской организации, которая собирает всю информацию о музыкантах во всём мире, которых в разных странах преследовали, сажали в тюрьму, казнили непосредственно за их музыкальные произведения. Есть совершенно парадоксальные моменты использования материала для решения творческо-политических задач. Например, оказывается, что вся бирманская музыка, которая с позиции обычно такого крайне левого маоистского типа протестует против существующего режима военной хунты — это всё музыка из западных хитов — Led Zeppelin, Beatles, Боб Марли, на которую написаны свои бирманские слова. Они вообще не придумывают музыку, а кладут тексты на готовую, причём иногда на одну и туже мелодию бывает несколько текстов (что-то подобное в России происходит с «Хорстом Весселем» — прим. ред.). Причём понятно, что те люди, которые писали в 60-е и 70-е свою музыку, ничего не думали ни про маоизм, ни про бирманскую хунту. Это показывает некую автономию формы от социального посыла и конкретных его последствий. Так что предсказать ничего нельзя.

Например, я знаю из писем в редакцию, что нестеровский роман («Скины: Русь пробуждается» — прим. ред.), пользуется огромной популярностью не только среди людей, описанных в романе, но и, например, среди НБПэшников, хотя вроде бы многое им там должно претить. Пишут письма люди, которые имеют свою энергетику противостояния, энергетику боя, но они закрывают глаза на какие-то неприемлемые для них положения и видят там что-то своё. Нельзя ни один текст, даже очень сильно идеологизированный, сводить исключительно к идеологеме — там есть ещё своё видение жизни, своё видение людей, того что правильно, того что неправильно на чисто этическом уровне, на уровне образа героя. Поэтому не будем вульгарны, как пролеткультовцы, рассуждающие, что если текст агитирует за какие-то политические ценности, то он будет востребован исключительно людьми, исповедующими эти ценности.

Всё складывается очень неожиданно порой. Но то, что в музыке сейчас наметился определённый застой — это факт.

Илья Кормильцев и Дмитрий Румянцев в редакции Ультра-Культуры. Апрель 2006 г.

ДР: Если взять 1984 года, когда обрушились черненковские репрессии — рок был в загоне, повсюду гуляли эти «запретные списки», а потом вдруг рок стал рупором тех самых масс, отражением их коллективного бессознательного — в том числе и Ваши тексты. Но сейчас есть пресловутый «Oi!», то есть музыка скинов, которая, в принципе, под точно таким же запретом, как рок в 1984-м. Мелкие концертики скиновских групп на 100-200 человек, которые лично мне напоминают полуподпольные концерты 80-х годов без всякой рекламы, когда только «знающие люди» проинформированы, куда приехать, убогая аппаратура… Даже есть прецедент посадки Дениса Герасимова именно за его песни, а не за что-то ещё. То есть фактически создаётся среда запрещённости, причём она базируется в основном на запрете музыки и поэтики. Концерты НС-музыки постоянно прессуются, музыканты прессуются, те кто ходят на концерты вполне допускают, что могут быть задержаны милицией — словом всё в точности, как в 80-е. Ни одна политическая сила не может этим «похвастаться». Ну кто из силовиков станет разгонять концерт, организованный каким-нибудь «Яблоком» или КПРФ? Не кажется ли Вам, что именно за нами, упрощённо говоря, правда жизни?

ИК: Это очень может быть. Ведь тогда, когда рок был в загоне, нельзя сказать — это сейчас появилось много преувеличений благодаря либеральной публицистике — нельзя сказать, что рок слушали все. Большинство-то народа «Песняров» слушала и попсу, начинавшую подниматься — ВИА разные и прочее. На рок-концерты тоже ходило очень маленькое, ограниченное и очень, так назовём, не придавая эмоциональной окраски этому слову — сектантская группа людей. Речь тоже шла не о толпах народа. Потом изменилась ситуация и появились стадионы. Так что вполне возможна ситуация, когда прессуемые нынче скин-группы будут собирать стадионы. Вполне возможная ситуация. То есть всегда все новые, цементирующие культурные явления по началу выглядят, как развлечения небольшой

Илья Кормильцев: Традиционная логика биоманипуляции до сих пор строилась на том, что должен быть могущественный враг, который для всех однозначно хуже, чем тот Status Quo, который уже существует. Так, на Западе всю эпоху Холодной войны разрабатывался образ советского коммунистического лагеря. После того, как он исчез, такой же образ стал срочно лепиться из мирового Ислама. Мировой Ислам радостно, в лице определённых своих властных структур, подыграл этому, решив, что Совку ведь неплохо в общем-то жилось, пока он противопоставлял себя Америке, так может им тоже будет неплохо постоянно противостоять Америке. Но опасность в том — вот как в примере про Беслан — враг должен быть каждый раз всё круче. Если у Совка была атомная бомба, то неизбежно у Ислама она должна быть, иначе что же это за враг, которого можно убить щелчком пальца. А следующий враг должен быть ещё круче. Таким образом, вся эта манипуляция напоминает игру в покер, когда при блефе ставки всё время увеличиваются и увеличиваются.

Наиболее умные из мировых хозяев начинают понимать, что игру можно разогреть до такой степени, что и сам не уцелеешь, поэтому активно ищут новые способы контроля. Я думаю, что большая доля тех безумных денег, которая выкачивается через мировую спекулятивную систему быстрого движения капитала, она на самом деле направляет именно на эти цели.

Дмитрий Румянцев: Давайте от политики перейдём к культуре. Вернее, к Ультра-культуре. Почему — Ультра-культура? На мой взгляд, большинство из того, что издаётся в вашем издательстве, скорее относится с тому, что называют «субкультура».

ИК: Меня, как большого любителя античности и древних языков, интересует первичное значение слов. Первичное значение слова «ультра» — это не «чрезмерно», а — «за границей». Для меня «культура» — это отрицательное, в принципе, понятие. Культура — это пыльные музеи, дети скучающие на абонементе в филармонии; культура — это некое замещение реального процесса познания мира и сознания индивидуума, позиционирующего себя по отношению к этому миру, неким культурным ритуалом, который человек должен пройти чтобы сказать: «ну вот, теперь я культурный человек; вот это я знаю, вот это видел, это прочёл, то посмотрел, туда ходил» и т.п. Но на самом деле грош цена той культуре, которая не заставляет человека переоценивать себя, ставить метафизические задачи и действовать.

Любые проекты радикального характера, — проект красный, или проект коричневый, проект зелёный, словом, любой — это всё выкидывается либеральным обществом за пределы культуры. Ультра — это то, что по ту сторону; это не то, что есть область нашего политкорректного консенсуса, в котором всё, что ставит серьёзные вопросы и апеллирует к серьёзному действию — к изменению, не важно в какую сторону — этого не должно существовать, потому что мы должны жить в мире тайного компромисса. То что подпитывает этот компромисс, называют культурой. То что не подписывается под этот компромисс, называется как угодно: маргиналами, фашистами, безумцами, диссидентами… Слов может быть, опять таки, тысяча, но определяют они всё то, что позиционирует точку зрения, с которой пока невозможно найти компромисс.

Поэтому мы и отказываем всему, что называется культурой, и выходим за её пределы. Вот примерно такие основания скрываются за названием «Ультра-культура».

ДР: То есть редакционная политика издательства заключается в том, чтобы публиковать тексты, которые лежат за пределами того, что сейчас носит название культура?

ИК: Да, безусловно. Причём эта концепция, несмотря на всю глобализованность нашего мира — национально ориентирована. Потому что то, что называли бы ультра-культурой в США, не совсем совпало бы с тем, что мы называем ультра-культурой в России. Например, те же православные патриоты у нас — это не ультра-культура, это — культура. А вот «Скины: Русь пробуждается» — это ультра-культура, поскольку лежит за рамками допустимого консенсуса, в котором говорится: «У нас этого не должно быть». А, скажем, для Китая, даже либеральные тексты в новом смысле этого слова, какие-нибудь Фукуяма или Хантингтон, будут являться ультра-культурой, потому что там другой консенсус действует.

ДР: А «Урфин Джюс» был ультра-культурой?

ИК: По интентам — вряд ли. Мы вообще тогда не понимали, за что нас запрещали. Мы на полном серьёзе были уверены, что боремся с «негативными явлениями», как тогда говорилось. Мы пели про бездуховность, про фарцовщиков, про потребительство.

Возвращаясь к издательству. Нас всё пытаются заклеймить — «левое издательство», «жёлтое издательство», «коричневое издательство» и т.д., заклеймить, чтобы затем манипулировать, как объектом. Но проблема в том, что старая идентичность разрушена и основным стимулом становится желание сохранить хоть какую-то идентичность вообще. Всё из-за этого катка универсальной культуры, универсального подхода, универсальных ценностей. Поэтому мы в той или иной степени солидарны со всеми, кто восстаёт против этого процесса. Главной опасностью является этот неолиберальный проект, нивелирующий, космополитический, античеловеческий проект. Это потом уже можно будет разбираться в этом спектре недовольных, а пока ведь бессмысленно: «Фа ловят антифа — антифа ловят фа». Самое-то интересное, кто из них вдоль Рублёво-Успенского шоссе рискнёт пройти с факелами. Вот на этих я хотел бы посмотреть. А те, кто бьют морды друг другу… Если мы с вами говорили о Системе, то они как раз Системе и служат.

ДР: Возникает тогда следующий вопрос. Культура в вашем понимании, да наверное и в моём — это сейчас фактически уже шоу-бизнес. Шоу-бизнес — это деньги. Соответственно у всего, что «за пределами» с деньгами туго. Издательство не слишком коммерчески успешное?

ИК: Ну как сказать? Мы самовоспроизводящиеся. У нас задача заключается в том, чтобы иметь деньги на то, чтобы печатать новые книги и платить гонорары авторам. Мы не ставим задачи создания некоего капитала, который можно пустить в оборот. Мы ведь не собственники — мы все работники в этом издательстве. А у собственника какие-то свои комплексы, какое-то своё недовольство ситуацией, некий потенциал в нём, который заставляет давать его деньги.

Илья Кормильцев и Дмитрий Румянцев в редакции Ультра-Культуры

ДР: Можете назвать наиболее успешные книги издательства «Ультра-культура»?

ИК: Наиболее успешная наша книга — мы это правда не афишируем — это «Чёрная медицина», которая уже приближается к стотысячному тиражу.

ДР: Что в ней такого захватывающего?

ИК: «Чёрная медицина» — это американский учебник о том, как выжить в городе, как правильно «розочку» сделать, как драться на улице, не владея специальными приёмами, что делать, когда тебя связанного загрузили в багажник и т.д. Это пользуется бешеным спросом. И, кстати, спрос этот показывает, насколько насилие аккумулировано и на самом деле никуда с 90-х годов не ушло. Путинская эпоха его просто закамуфлировала какими-то внешними брызгами золотого дождя. Какое-то количество людей отвлекли временно в консенсус частной жизни, но при этом мера их недовольства ситуацией осталась высока.

Если в 90-х годах общество напоминало бомбу, то сейчас оно подобно мине, которую турецкие строители задекорировали с помощью евроремонта — ресторанов понастроили, торговых центров, а внутри осталось тоже самое — тикающий часовой механизм.

После «Чёрной медицины» очень популярны тексты Лимонова, тексты Проханова, несколько переводных книг, «Скины…». Это я говорю о тех, которые пересекли десятитысячную границу, что считается по меркам нашей книготорговли уже успешной книгой. Большинство же книг у нас тиражами от трёх до пяти тысяч расходятся.

ДР: Чем вы руководствовались, когда приняли решение издать сборник «Правый Марш», в котором собраны уже совершенно конкретные радикальные фашистские стихи?

ИК: Это реальный поток реальной поэтической рефлексии, за которой стоит реальное отношение людей, некий дискурс, в котором очень много здравого, который имеет право на существование. Как бы он не был неудобен для определённых категорий общества — это не то, что можно скрывать. Мы против всякого сокрытия в рамках вышеозначенного компромисса. Прекрасные талантливые стихи — очень многие из них. Начиная от старых стихов ещё времён Гражданской войны и вплоть до новых авторов — это всё очень интересно. И если есть там конкретные призывы к насилию, то они в рамках этой поэтики. Потому что это поэтика непримиримости, поэтика конкретной политической, национальной и культурной позиции — она не может обходиться без этого.

Ещё раз повторю: государство имеет право классифицировать, как призывы к насилию, только если я стою, скажем, на углу Тверской и Камергерского и призываю. Но в рамках определённого дискурса, даже если я говорю, что каких-то людей необходимо убить, я имею право на эту позицию. В противном случае человек превращается в кастрированное существо, дрессированную обезьянку, которой отрезали яйца. Ему вбили в голову: «так говорить нельзя, так поступать нельзя» и т.д. Я буду до конца отстаивать право человека выражать своё мнение, вплоть до выражения мнения, сводящегося к насильственному противостоянию идеям или каким-то группам лиц.

ДР: Хорошо, право на призыв… Если рассмотреть процессы конца 80-х, которые в конечном итоге и разнесли государство на куски, то звукоряд этих процессов во многом состоял из двух групп: «Кино» и «Наутилус». То есть Вы, фактически, вооружили массы простыми и всем понятыми лозунгами-песнями. Как поэт, Вы не ощущаете свою ответственность за это? Ответственность за то, что некие несформулированные толпой идеи Вы перевели в разряд вполне понятных и вполне красивых текстов, и эти тексты спровоцировали дальнейшее действие. Или Вы считаете, что поэт стоит вообще вне какой-либо политической ответственности?

ИК: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся» — давно было сказано и Тютчев был в этом прав. Я не жалею обо всех этих стихах, потому что то, что я в них вкладывал, остаётся для меня до сих пор актуально. Протест -против того ханжества, в котором пребывал поздний Совок, против людей, которые жили исключительно животными интересами, против всей это массы будущих хозяев страны, комсомольцев, фарцовщиков, против всей лжи, против всей скованности — он никуда не делся, я о нём ничуть не жалею, он был совершенно справедливым. Если в силу каких-то исторических процессов кто-то использовал данные художественные тексты, как аргументы против имперской идеи или коммунистической идеи, то я с этим ничего не могу поделать.

Стихи живут очень долго — если это неплохие стихи, то дольше самого поэта. Интерпретации меняются. Люди снова возвращаются к ним и находят в них иные смыслы. Если это так было воспринято, то я считаю, что это было преднамеренно организовано определёнными кругами журналистского сообщества — именно такое восприятие русского рока, как право-либеральную протестную речь. С этим ничего нельзя поделать. Можно пожалеть, что мои высказывания были приватизированы для чуждой мне цели, но бегать по улицам и кричать: «я не это имел в виду» достаточно глупо. Главное — продолжать писать, писать другие стихи, писать другие тексты, жить дальше, строить свою жизнь и как частного лица, и как политического человека, так чтобы в конце времён стало ясно, что на самом деле ты имел в виду.

Тут я не склонен к самобичеванию. Что получилось, то получилось. Мы были маленькими и наивными, мы были слабо информированы, как и большинство молодых людей нашего поколения в эпоху этого позднего советского строя. Если и есть какая-то в этом доля нашей вины, то по сравнению с теми, кто с бодуна подписывал бумажки в Беловежской пуще (намёк на соглашение, подписанное в конце 1990 года Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем, положившее конец СССР — при. ред.), то она примерно как вина комара, укусившего Христа, по сравнению с виной тех, кто вбивал в него гвозди.

ДР: А как Вам сентенция о том, что поэт в России больше, чем поэт?

ИК: Эти сентенции, знаете, примерно из той области, как в 8 классе мальчишки меряются, у кого писька длиннее. Я считаю, что эти сентенции — дурновкусие определённое, оттого что наша культура очень любит пользоваться штампами. Все культуры этим грешат, но у нас, русских, какое-то болезненное пристрастие к пословицам, к разным издревле устоявшимся журналистским метафорам и штампам, которые повторяются совершенно бездумно.

Я думаю, что поэт, всё-таки, это не существо номер один в обществе. Художникам надо быть поскромнее и понимать, что они лишь зеркало или фотоаппарат, который снимает только то, что уже существует. И фразы, которые через них идут — они очень часто идут откуда-то свыше, а не из них самих. Когда художники присваивают себе какие-то особые полномочия и права в связи с этим, то мне кажется, что это дурновкусие.

Меня, например, начинает «ломать» вот от чего. Один депутат сейчас предъявляет мне претензии (имеется в виду депутат Госдумы Чуев — прим. ред.) и в Живом Журнале у него появляются сообщения: «Да как ты смеешь наезжать на гениального поэта». Меня от этого коробит и съёживает. Я как раз в данном случае против Чуева ничего не имею. Он имеет право наезжать на меня; я имею право наезжать на него — причём здесь какие-то стихи, которые я когда-то писал? Мне кажется, что это очень неприятная сторона. Всех надо судить одной меркой, если уж на то пошло. Не думаю, что мои стихи дают мне какую-то автономию или специальную защиту.

Также, кстати, как не думаю, что на меня это роняет и какую-то особую вину. В конце концов, если прислушаться, если вспомнить, что мы писали… Ну возьмём такое, считающееся самым политическим произведение — «Скованные одной цепью»… Ну и что? Неправда, да? Где в этом тексте содержатся слова, что давайте мы будем отнимать у людей квартиры под ипотеки, заставлять всех работать за гроши на международные корпорации, которые будут выкачивать нефть? Там описывается реальная ситуация, в которую вошёл позднебрежневский и постбрежневский режим, который сам уже заврался и жил капиталистическими ценностями, изображая из себя что-то коммунистическое. В песне содержится описание определённой безысходности, которая тогда была и выход из этой безысходности — «правый, левый…».

Так что я не чувствую угрызений совести. Угрызения совести могут быть за своё поведение политическое, за то, что я был недостаточно активен, не достаточно работал на поле публицистики, пытаясь объяснить свои мысли в каком-то другом формате, менее абстрактном, чем поэтический. Я потерял много лет на рок-н-рол в тот момент, когда он умер, как действующая сила сопротивления. Вот за это, возможно, испытываю угрызения совести, да. А за то что писал? Почти ни за что.

ДР: В конце 80-х миллионы, десятки миллионов людей, ненавидящих Совок — это сейчас они вдруг стали говорить, как хорошо было при Совке, а ведь тогда все его ненавидели — и я его ненавидел, и Вы его, наверное, ненавидели — находили для себя олицетворение своих смутных мыслей в основном в Ваших текстах и в текстах Цоя из группы «Кино».

ИК: В отличии от многих представителей моего поколения, когда мне говорят: «от как хорошо там было», я говорю: «не хочу туда обратно». Я потерял среди своих друзей, наверное, 80% своего поколения и предпочитаю дружить либо с людьми много старше, либо много моложе — именно в силу этой мерзкой ностальгии по портвейну, подъезду и колбасе. Моё отношение к тому режиму не изменилось ничуть. Да, из-за его гибели возникли какие-то огромные человеческие страдания, исторические издержки… Ну а как он — режим — мог жить?

То есть никакой ностальгии по тем временам у меня нет. Если я испытываю ностальгию, то очень часто жалею, что не жил в 20-е годы. Для меня Советская власть в большей степени была в рассказах деда, старого коммуниста, чем в том, что я видел в школе и вокруг себя. Нет поэтому прощения… Даже такой яростный националист, как Проханов в частных беседах на мой вопрос «Будет здесь ещё что-нибудь», отвечает: «Я очень сомневаюсь». Я спрашиваю: «Почему?». «Это кара, кара за предательство великого проекта, всё равно мы должны нести кару и сколько она продлится — неизвестно». Всё это растление, распад… Проханов любит говорить о мести красных приведений. Он, например рассказывает: «У меня есть разные знакомые, кому за 50, которые стали успешными бизнесменами, банкирами, миллионерами. Всё у них хорошо, всё идёт как надо, и вдруг начинает разрушаться, разваливаться, с ними происходят страшные истории, у них отнимают деньги, в семье заболевают страшными болезнями, раком и человек не понимает, что же с ним происходит. Я у него спрашиваю: а дедушка у тебя кем был. Человек начинает рассказывать про своего дедушку и всё выясняется. И я говорю — это тебе призрак красного дедушки и мстит». (смеётся — прим. ред.)

Коммунистический проект — это очень сложный проект, в нём было очень много противоречивого, много потенциально опасного, о чём критики его уже много раз говорили. Традиционалистские правые критики говорили, что в коммунистическом проекте было некое неуважение к человеку, как к национальному, культурному, биологическому существу. Некий прыжок через голову был, который обычно связывают с сильным присутствием еврейского элемента в коммунистическом и красном движении — там было их мессианство и склонность оторваться от чего-то… Было. Но были и по настоящему великие моменты. То есть проект, конечно, великий. И то, как он бездарно продавался и предавался в 70-е — это конечно огромная вина вот этого Совка, в котором мы реально родились и выросли. И эту вину, на самом деле, простить трудно. Говорить: «Ой, зачем мы это всё натворили, лучше бы туда назад вернуться»… Да не было там уже никакого «назад».

ДР: А ведь на самом деле это вина больше товарища Проханова, который и был певцом этого Совка.

ИК: Ну да, он постарше, он успел уже на этом засветиться. Я-то по малолетству присутствовал только при начале деградации и развала. Да, он тоже это понимает. И хорошо, что понимает. Потому что, как я говорю, ретро-проекты меня мало волнуют. И по своей структуре, и психологически, и по убеждениям, я никогда не вижу в ретро-проектах ничего … Вот почему Хозяева — с большой буквы — так любят ретро-проекты? Да понятно, почему. Ретро-проекты никогда не угрожают ничему в этом мире, никакому будущему, которое пытаются для себя приватизировать «Хозяева». Все ретро-проекты идут в тупик. Поэтому им не мешают. Хочешь истово молиться по афонским монашеским правилам? Да иди, молись, главное — к газгольдеру не подходи (смеётся — прим. ред.). Все эти анклавы, они всего очень-очень-очень-очень деномизируют (неразборчиво — прим. ред.) с позиции компромисса и допускаются в этом поле. Вот есть у нас сумасшедшие люди, монахи — они в монастыре живут; сумасшедшие, да, но они никого не трогают. Поэтому им позволяют быть.

ДР: На Ваш взгляд, есть сейчас какие-то проекты, может быть и не музыкальные, по энергетике хоть в чём-то сходные с «Наутилусом»? Например, «Правый марш», который готовится к выходу (книга так и не была издана — прим. ред.), есть ли в ней что-то, способное завести не только приверженцев НС-идеи, которым она, собственно и предназначена в первую очередь, а более широкие общественные слои?

ИК: Не знаю. Трудно сказать. Дело-то не в самих текстах — прозаических, поэтических, каких угодно, а дело в из симфонии с ситуацией. Востребованность любого слова всегда двоякая. Талант никогда не является какой-то внутренне абстрактной величиной; важно где и когда он применяется. Скажем, электрический ток… Можно посадить преступника на электрический стул, можно корову забить на бойне, условно говоря. Причём и там, и там сила тока будет одной и той же. То же самое и поэтический талант. В другой ситуации при той же самой интенсивности, при том же самом таланте не сработает. Поэтому мне кажется — может быть это довольно парадоксальное для поэта высказывание — но мне кажется, что от самих стихов мало что зависит. Семя, упавшее на камень, не всходит, а семя, упавшее в чернозём, сразу же прорастает и начинает буйно расти. Должна быть взаимная готовность. Поэтому так говорить — глядя просто на текст, на музыку — будет ли это иметь мощный резонанс, нельзя. Что-то можно сказать, только глядя на текст, когда он уже действует в людях.

К тому же в вашем вопросе есть некоторое противоречие — подействует ли «Правый марш» только на людей, «которые в теме», или ещё и на других? А если людей, которые «в теме», больше в несколько раз, чем остальных? Вот вам и «подействовало».

Всякий текст начинает работать только в контексте соответствующей социо-политической ситуации. Если он не адресован какой-то социальной или классовой структуре, то его талантливость… даже нельзя сказать, о чём, собственно, речь тогда идёт. Что такое талант — это правильное сочетание рифм? Нет, никакой текст не имеет никакой самоценности вне реципиента, вне того, кто его воспринимает. При этом не имеет значение, условно говоря, определённая идеология.

Вот пример с точки зрения энергетики текста. Сейчас у нас выходит интересная книга, которая называется «Не стреляйте в пианиста» (книга так и не вышла — прим. ред.). Это доклад одной датской организации, которая собирает всю информацию о музыкантах во всём мире, которых в разных странах преследовали, сажали в тюрьму, казнили непосредственно за их музыкальные произведения. Есть совершенно парадоксальные моменты использования материала для решения творческо-политических задач. Например, оказывается, что вся бирманская музыка, которая с позиции обычно такого крайне левого маоистского типа протестует против существующего режима военной хунты — это всё музыка из западных хитов — Led Zeppelin, Beatles, Боб Марли, на которую написаны свои бирманские слова. Они вообще не придумывают музыку, а кладут тексты на готовую, причём иногда на одну и туже мелодию бывает несколько текстов (что-то подобное в России происходит с «Хорстом Весселем» — прим. ред.). Причём понятно, что те люди, которые писали в 60-е и 70-е свою музыку, ничего не думали ни про маоизм, ни про бирманскую хунту. Это показывает некую автономию формы от социального посыла и конкретных его последствий. Так что предсказать ничего нельзя.

Например, я знаю из писем в редакцию, что нестеровский роман («Скины: Русь пробуждается» — прим. ред.), пользуется огромной популярностью не только среди людей, описанных в романе, но и, например, среди НБПэшников, хотя вроде бы многое им там должно претить. Пишут письма люди, которые имеют свою энергетику противостояния, энергетику боя, но они закрывают глаза на какие-то неприемлемые для них положения и видят там что-то своё. Нельзя ни один текст, даже очень сильно идеологизированный, сводить исключительно к идеологеме — там есть ещё своё видение жизни, своё видение людей, того что правильно, того что неправильно на чисто этическом уровне, на уровне образа героя. Поэтому не будем вульгарны, как пролеткультовцы, рассуждающие, что если текст агитирует за какие-то политические ценности, то он будет востребован исключительно людьми, исповедующими эти ценности.

Всё складывается очень неожиданно порой. Но то, что в музыке сейчас наметился определённый застой — это факт.

ДР: Если взять 1984 года, когда обрушились черненковские репрессии — рок был в загоне, повсюду гуляли эти «запретные списки», а потом вдруг рок стал рупором тех самых масс, отражением их коллективного бессознательного — в том числе и Ваши тексты. Но сейчас есть пресловутый «Oi!», то есть музыка скинов, которая, в принципе, под точно таким же запретом, как рок в 1984-м. Мелкие концертики скиновских групп на 100-200 человек, которые лично мне напоминают полуподпольные концерты 80-х годов без всякой рекламы, когда только «знающие люди» проинформированы, куда приехать, убогая аппаратура… Даже есть прецедент посадки Дениса Герасимова именно за его песни, а не за что-то ещё. То есть фактически создаётся среда запрещённости, причём она базируется в основном на запрете музыки и поэтики. Концерты НС-музыки постоянно прессуются, музыканты прессуются, те кто ходят на концерты вполне допускают, что могут быть задержаны милицией — словом всё в точности, как в 80-е. Ни одна политическая сила не может этим «похвастаться». Ну кто из силовиков станет разгонять концерт, организованный каким-нибудь «Яблоком» или КПРФ? Не кажется ли Вам, что именно за нами, упрощённо говоря, правда жизни?

ИК: Это очень может быть. Ведь тогда, когда рок был в загоне, нельзя сказать — это сейчас появилось много преувеличений благодаря либеральной публицистике — нельзя сказать, что рок слушали все. Большинство-то народа «Песняров» слушала и попсу, начинавшую подниматься — ВИА разные и прочее. На рок-концерты тоже ходило очень маленькое, ограниченное и очень, так назовём, не придавая эмоциональной окраски этому слову — сектантская группа людей. Речь тоже шла не о толпах народа. Потом изменилась ситуация и появились стадионы. Так что вполне возможна ситуация, когда прессуемые нынче скин-группы будут собирать стадионы. Вполне возможная ситуация. То есть всегда все новые, цементирующие культурные явления по началу выглядят, как развлечения небольшой

Обсуждение статьи

Helen
Feb 12 2007 4:24PM

Господин "ведист" имейте совесть - не надо спамить на всех форумах. Один раз пропустили вашу "телегу" и достаточно. Я то совсем удалю.

просто проверка
Feb 12 2007 3:39PM

это собщение надо удалить

ведист
Feb 12 2007 3:12PM

Чужие навязывают фальшь о многонациональности и не однородности, чтобы умалить осознание истинности сущего в своем пространтсве, более чем есть на самом деле, но главное что чем больше по факту межрассового мусора, потому что это есть большая обьективность, чем ложь о многонациональности, тем менее субьектно сущее в своем пространтсве и может окончательно ее потерять, чужая обьективность для вас обьективна настолько насколько она не противоречит вашей, настолько наскольно она способствует ей, обьективность не есть универсал субьективности, это то что вне субьективности, отторгая свою обьективность, вы едите-ведаете чужую субьективность, обьективируя свое сознание, субьективируете чужую обьективность, я это один, истина это один, последним сущим вы отрицаете себя, первым сущим вы подтверждаете себя , исчезнет арийская раса есть переход к сатане в тот свет, фальш антиматерити все больше акутывающая нас в мусорном межрассовом мире потеряет точку опоры с исчезновением белого человека.

Однородность это волатильная категория, а не абсолютная, паразиты бьют по идентичности, пытаясь разложить ее, умолить в ноль вашу идентичность,основу субьектности, жиды это ноль, это межрасовая дрянь, то что было когда человечество разделилось на расы, возвращение в ноль есть регресс, тот кто бьет по вашей однородности, хочет скушать ваше сознание, еште сами его, ведизм есть есть-ведать, истинное учение не требует морали, честности и святости, оно поощряет их, справедливость это ось обцис, свобода ось ординат, справедливость мы-время, свобода-я-пространтсво, если напирать на одно то пострадает другое и может вообще уничтожить систему, как справедивость, так свобода это методы самосохранения и доминирования системы, вектор системы может определить тот кто имеет полную генную связь с основателем, с первым системы иначе инородная идея использует это в своих паразитныхт целях, как справедливостьь требует обыдления, овеществления людей, выжимания из них духа, свобода может привести к саморазрушению, истина одна, не ищите истины во вне, ибо вы не истинны, что истиннее ваше существование или чужое, самая короткая дорога к истине через свое я, истинно ли то что еще не существует.

Центром трехмерной системой отчета сущего есть человек, тот кто не однороден неполноценная система, у него один не является системой отчета, он (не) начинается с нуля, его свет не аккумулируется разумом и не фокусируется в нужном для его существования направлении, он вытекает через дыры разнородности в тот свет рассеиваясь, поэтому тот не в состоянии проникнуть в глубь материи, материя - объективность есть конец, преломление отражение времени - ритма-сознания, там где грань отражает и поглощает свет, там объективность, там где грань жизни там истина, у того у кого грань материи неоднородна и искаженна, у кого грань рассеивает и разрушается от света, у кого пустота вместо разума, я разложено, оно не идентифицирует свое и чужое, сущее и не сущее, тот вещь, мир ему кажется хаосом он объект, а не субъект. Только я, один, существующее в осях пространства, сознания-времени и материи может преуспеть в создании своего мира, сделает первым - основателем нового- более своего, поднимет по цивилизационной лестнице прогресса, которое уже сможет претендовать на сущее по сравнению с вселенной, на центр вселенной, а не на несущественное, близкое к нулю.

При излучении света сознанием, объективируется, выпускается во вне свет-энергия сознания, расщепленная материя-энергия, разлагая чужую материю, а затем поглощая ее в вывернутом под себя пространстве, согласно заложенному в ней предками-генетикой алгоритму, захватывая новое пространство создавая свой мир, в котором ваше я, один центр, во времени, пространстве и материи, отрывая энергию его на грани существования ритма, можно субъективировать - контролировать чужую объективность. При поедании того что вам оставили предки, не ощущается инстинкт самосохранения, так как вы не один, а ноль, в вас запущен чуждый ритм, вашу нервную систему, вашу голову контролирует чужой, так вы уничтожаете при паразитировании жидов собственную расу, паразиты утверждая что вы едите под фальшью доброты и толерантности, заставляют вас уже почти насильно уничтожать самих себя, поедая свое будущее и прошлое, свое сознание и орудизируя для паразитов тело, а не поедая чужих, что требует доброта к собственному роду и борьба за выживание-инстинкт самосохранения, ведь естественно есть мясо, не задумывается о доброте, при разложеннии идентичности вы не способны выдать объективное, ваше сознание разложено межрасовым смешиванием, вы не идентифицируете зло и добро, вы обречены. Один - я, а не ноль-пустота-не сущее определяет свое и чужое, доброту и зло, а не некто ноль, чужая пустота для вас. Свое это добро, чужое это зло, делая для себя для своих делаешь добро, делая для чужих отнимая у своих - зло, так как этим ты уничтожает структуру своей вселенной, размываешь свою идентичность, если ты делаешь это бескорыстно, а не так как жиды, пусть чужие думают, сами что им надо и не позволяй чужим делать якобы добро своим, становиться на твое место брать твое имя, размывать нашу идентичность, путать для своих, где свои, а где чужие, выдавая своих за чужих.

Сознание состоит из расщепленной материи- энергии и ритма -времени -внутренней вселенной, расщепляясь материя переходит в энергию и наоборот, субьективность представляет собой материю вашей внутренней вселенной, на каркас которой крепятся фотоны энергии чужой расщеленной материи или энергии, чем больше сила энергии сознания тем расбалансированней его ритм, чем меньше сила тем сильнее ритм, наибольшая сила при отсутствии времени ритма, при скорости света, так занимается новое пространство, на грани существования ритма, т.е. самой сути сознания. Точность, стабильность ритма залагается однородностью генетики-идентичностью, нервной системы-инстинкта самосохранения, сила духом вселенным в вас, инстинктом доминирования, ритм организует силу, сила предает мощь ритму, при аккумулировании большой силы сбивается ритм и энергия освобождается либо ритм -сознание исчезает, чем точнее определить момент освобождения энергии тем больше нового пространтсва она для вас захватит, чем сильнее ритм освобожденной силы тем больше чужой энергии поглощается, чем прочнее ритм сознания тем больше энергии он поглощает , если энергия потеряет свой ритм она превратится в чужое пространтсво уйдет в чужой мир, будет питать чужое сознание-ритм. При общении выдается алгоритм-знаки под который должно подстроиться для осознания иносубьект свое сознание, то есть стать частично вами, отдав вам часть своей энергии, именно из за этого паразиты боятся наших знаков например свастики. Создавать значить захватывать новое пространство, пристраивать свой мир к вселенной, вытягивая ее вокруг себя, становясь ее центром, разрушать это съедать свой мир ради чужого-антивселенной, паразитировать на разложении себя и всего сущего, если вам говорят вас нет, вы ноль значит расчищают пространство для себя, уничтожают препятствие, что не чуждо для создателя, для человека, но пожирать самого себя, своих ради чужих непростительно.

Доминирование в самосохранении, самосохранение в доминировании, умаляя свое возвышаешь чужое, отдавая чужому, отнимаешь у своего, энергия не уходит в никуда и не приходит из неоткуда, энергия без своего "я" уходит в жидовский межрассовый грегор того света, который уничтожит всю человеческую цивилизацию, 98 % новорожденных не белые, а белые помогают тем кто путем размножения хочет доминировать в мире, это их вина и их путь жизни близкий к животным, голодание от бездумного размножения, умиротворяясь, самоумаляясь, боясь себя закрываешь себе свой путь, путь который освещало ранее закрытое у вас паразитской паранойей сознание, вместо спасения исчезающих пород животных, больных негров размножающихся в геометрических прогрессиях, надо спасать себя, тот кто умиротворен существующей ситуацией тот уже труп, тот отдал свой дух дьяволу, сатане с того света, тот демон. Чем дальше отдаляетешся от истины, от своего я тем ближе к смерти и дальше от жизни, к тому свету то, что и нужно сатане, попечителю иудохристиан.

Чужая объективность настолько объективна, насколько она угрожает вашей объективности или способствует вашей объективности, самое необъективное, когда вас считают не сущим, но до того момента, когда это реально может осуществиться, цель любого субъекта понижать чужую объективность-мощь объективируя свою субъективность поедая чужую субъективность, отталкиваясь от угрозы уничтожения чужой объективностью собственной объективности, сознание стремится к свободе-занятию как можно большей объективности, т.е. доминированию, тело стремится к справедливости-аккумуляции сознания, т.е. самосохранению. Не существенное почти не сущее, негативная объективность не сущая до того, когда она может уничтожить вашу сущность или когда минус на минус дает плюс, то есть способствует вам. Однородность вмещает больше энергии в ритм сознания и генерирует более сфокусированный, точный пучок луча энергии, как алмаз съедает энергию и алмаз получается при очищении, однородности углерода, следовательно, чем грязнее наша раса, тем меньше возможности выживания, а значит и доминирования этого мира, тем он временен и не существенен. Энергия перетечет к сатане, в чужой, конкурирующий мир, примет чужую пространтственную форму. Тот, кто не ест, дает есть себя, кто не ест чужого, ест себя, ведь есть это есть. Природа не терпит пустоты, в существующем мире идет колоссальная жесточайшая борьба паразитов за пространство, материю и энергию, слабых толкают в ноль, в бездну иллюзий пустоты в виде иудохристанства, того мира, пьянства, наркомании и т.д., это навязывается паразитами демонами, слугами дьявола, задача коих уничтожить нас и себя, задача ария создавать свои миры в новом пространстве, которые перетянут в его мир сначала свое, затем чужую энергию в виде расщепленной материи, постепенно расщепляя чужую орудизированную материю, пространство и энергию, самосохранив себя, свою материю, пространство и энергию и став центром как можно большего сущего

Синтез есть разрастание своего я, наложение на ритм своего сознания чужой энергии-материи, анализ разложение чужой объективности в поисках своего разложенного ритма, синтез создание своей объективности, всасывающей чужую расщепленную энергию, кристаллизуя ее под свою структуру, соединяя родственное и прятая его в чужую объективность, анализируя, ищешь свое в чужом, разлагая ее до единицы, до себя, расчищая пространство для своей объективности чем более своя чужая объективность, тем больше в ней своего, чем более однороден мозг, более кристален тем более он отражает сущее, а значит белая раса более своя для человечества, чем все остальные, так как светлое имеет большую силу отражения. Пространство нового нужно искать разлагая части чужого, до того как не видно нового порядка чужой материи, от целого к частям и до себя до единицы, себя разлагать нельзя, иначе вы отдадите свое пространство чуждому, тому свету, вселенная растет разбухая, поэтому место есть в глуби ее разложения.

От скорости поиска или скрывания своего в чужом зависит потенциал субьективирования пространства, так как когда чужие воспринимают ваше как свое, они теряют в вашу пользу силу и наоборот, если вы чужое не восприняли, как свое то сохранили свою силу, не ввели новую постоянную в свой ритм что может нарушить его идентичность с генетикой и переведет ваши силы в чужой грегор орудизировав для внешних сил, а также в случае несовпадения генной ритмики сознания и ответов мозга происходит разбалансировка ритма. При синтезе и анализе идет световая оценка данных мозга, рецепторы которого отвечают отражением на вопросы идентификации, свое - чужое.

Переходя от общего к частному, ищите свое в алгоритме, сопоставляя с внешней информацией, набором чужих (не идентифицированных вами как своих) "я" в вас, так как мозг это то что концентрирует чужое (не идентифицированное), свое это генетика то что генерирует свет, освещая мозг устанавливает идентичность или родственность. Идентификация устанавливается отражением своего я-ритма сознания в мозге, идентифицированная как своя объективность переходит в я, становиться активатором, частью системы, которая устанавливает ритмику сознания, увеличивая энергию своего ритма и уменьшая чужую силу.

Чужая объективность это пространство, своя время, соединяя свое увеличиваешь свое время, разлагая чужое, увеличиваешь пространство, манипулируя тем что, запуская свое время в свое пространство увеличиваешь свою силу. При переходе от общего к частному (от чужого к своему, частное то что именно вы нашли, общее это то что знают многие) и наоборот, при разложении и создании устанавливается время, количество колебаний переходов от общего к частному.

Анализ- чем мощнее фокусировка и сила излучения света и менее стабильней его ритм, тем более глубже разлагается чужая (не идентифицированная) объективность, за грань невидимого никому, возвращаясь отраженной от самой себя, а затем сознание более объемнее складывает новый мир. Синтез - чем стабильнее, шире, объемнее ритм или над ритм - алгоритм и меньше энергия, тем быстрее энергия отразится в своем я, найдя сущее для себя и вернется с более стабильным ритмом, не проникая за грань всей чужой объективности, не разлагая и складывая ее глубже, чем видит ваша генетика. Данное позволяет идентифицировать самого себя как пучок энергии либо света подчиненный ритму генетики, отражающийся в глубинах мозга.

Вселенная имеет свое, то вырвав что, можно дезорганизовать съев ее энергию, увеличив свой потенциал, но и свое имеет вселенское, то куда она могла бы благодаря вам расти, на вашей основе и в ваших целях. Вселенная прячет от вас, вы от нее, некоторые видят сразу сущее, некоторые получают отражение сущего при смене обстановки, через некоторое время, так как кроме расстояния и времени прохода луча света в мозге, на ракурс излучения и приема воздействует состояние мозга, иногда состояние мозга вызвано самим запросом, т.е. уловками чужой разлагаемой вами объективности.

Искать пустое в своем или разлагать свое значит признавать себя не сущим, считать что себя возможно нет, ты есть других возможно есть, чем более чужие тем менее возможно их существование, поэтому прожигать , разлагать, разбивать зеркало нельзя , задача мозга прожигать чужую объективность, чем более она чужая тем больше она разлагается, тем больше за гранью ее разложения нового пространства, которое станет вашим. Тот, кто прожигает себя, тот превращает себя в ноль, уводит свое сознание в тот свет, тот не в состоянии идентифицировать себя для этого мира, того нет для нас он демон, он не отражается.

Чем глубже видишь, тем ты больше и меньше вселенная, чем точнее видишь, тем ты сильнее и слабее вселенная. Только субъект имеет свет и видит чужое в себе и себя в чужом, только он устанавливает конечность бесконечности, все категории которого волатильные и перерастают из одного в другое, но границы-грани их имеют отношение к истине глядя в которые можно увидеть его последнего для собственного света, т.е самого себя, но первого для нового, то есть определить границы сущего и нового, место куда должна перетечь материя продолжая жизнь, для того чтобы не кончилось время, совершая новое колебание от первого к первому,

от создателя к себе, устанавливая глубиной своего света амплитуду собственного сознания, величину внутренней вселенной, свое время. Открытие грани сущего даст вам имя вы первый - создатель нового сущего, нового мира который вы выпустили объективировав внутреннюю вселенную разложив его до не видимому никому из сущих сущего, более своего ритма по отношению к ритму заданного вам генетикой.

Обьективно то что способствует естеству, выживанию и доминированию, если ты не хочешь чтобы своего и таких как ты было больше, то ты есть орудие чужой воли, ты не анализируешь расчищая себе и своему пространство чужую материю, ты не синтезируешь свою материю для аккумулирования своего времени, у таких как он сбит механизм распознования своего и чужого, он живет ради смерти своего и жизни чужого, если такие как он станут большинством, что может произойти при жидовской цели рассового смешивания, все зеркала будут искревлены, свое станет чужим, чужое своим, все станет нечьим, то есть станет того света, тогда мир обречен он потеряет ориентиры выживания, фальшь антиматерии поглотит его сущность.

Разлагая антиматерию отражайтесь от себя, делая новую амплитуду выворачивая чужое прстранство чтобы опять увидеть себя, поедая расщепленную материю собой-одним превращя ноль в едининицу, рот в род. От отношения к себе как сущему, как началу отчета , одному, а не к нолю, пустоте или сыну божьему-отче их, вы выворачиваете собой через черную дыру-свой рот чужой пространство под себя поедая его сущность, если ноль, черная дыра есть сущее, то сущее -один отрицает себя, позволяет что бы его поедала чужая сущность- сатана, путем разложения одного и выворачивания его под себя фальшью антиматерии, питайтесь сущим, а не пустотой и святым духом, пассивность условие чужой активности, самоумаление есть еда для чужого, если вы чужую добавленную стоимость считате сущим, а не обманом, то вашу вы считаете не сущей, позволяя чужим наживаться на себе.

Синтез сменяет анализ и наоборот, иначе разрыв сознания, пока видишь себя в чужом и чужое в себе, рассеиваясь излучением проникаешь и консолидируясь отражением поглощаешь существуешь, риск утраты себя рассеиванием, саморазложением, больше чем больше вы разложите чужую материю, тем больше вытянете преобразовав под свое ремя чужого простраства, тем опасней не отразиться от своей памяти, разложиться, не вернуться к себе уйдя в пустоту, утратив силу для чуждого субьекта, выворачивайте антивселенную во вселенную, разлагая ее сущность из черной дуры, из ноля, в единицу, в пространство, поглощайте которое в виде энергии своим временем, ставя в свою систему отчета, центром которой есть один-я, не пускайте фальшь антиматерии в себя, не поедайте сами себя разлагаясь, искривляя свое сущее, из родственного в инородное, из единицы в ноль, поглощайте преобразуя в один, а не поглощайтесь преобразуясь в ноль, способствуйте своему естеству, а не сатане, расщепляйте чужое в пространство преобразуя его временем для поглощения его как энергии, энергия это "я" во вселенной-пространстве, материя это вселенная в "я"-времени, если вселенная это время, то я это разложенное пространство

спостерегателю
Feb 12 2007 12:44PM

это для непонятливых.

vadi
Feb 12 2007 11:42AM

Текст ошибочно подряд дублирован и оборван.

"То есть всегда все новые, цементирующие культурные явления по началу выглядят, как развлечения небольшой"..?

Bob Marley
Feb 12 2007 10:14AM

Многа букафф, ни асилил....

Царствие небесное Кормильцеву, вечная память... Сейчас его начнут "приклеивать" к различным профашистским "течениям", а это просто показывает насколько широк был у Ильи круг общения... Такие тексты песен давненько никто не писал, а открытые им для российского читателя авторы (Паланик например) являются одними из самых читаемых на сегодняшний день (Донцову не берём в расчёт)... Человек очень остро чувствовал "свободу" в искусстве и отделял чётко это самое искусство от культуры... Он жил свободным и стал свободой... Мир праху...

Спостерегатель
Feb 12 2007 9:38AM

всё так и есть. только зачем 2 раза-то?

Страницы: 1 |

Уважаемые участники форума! В связи с засильем СПАМа на страницах форума мы вынуждены ввести премодерацию, то есть ваши сообщения не появятся на сайте, пока модератор не проверит их.

Это не значит, что на сайте вводится новый уровень цензуры - он остается таким же каким и был всегда. Это значит лишь, что нас утомили СПАМеры, а другого надежного способа борьбы с ними, к сожалению, нет. Надеемся, что эти неудобства будут временными и вы отнесетесь к ним с пониманием.

Добавить сообщение




Опрос

Чем окончится вооруженный конфликт ХАМАСа и Израиля?

Личный дневник автораВ связи с закономерной кончиной укро-бандеровского Фейсбука, автор переместился в Телеграм: https://t.me/ISTRINGER и ЖЖ . Теперь вы регулярно можете читать размышлизмы автора на его канале в Телеграм и ЖЖ До скорой встречи
Иероглиф

Stringer: главное

Юлия Навальная не справилась с ролью вдовы героя


Юлия Навальная не справилась с ролью вдовы героя. Вместо того чтобы лететь за Полярный круг разыскивать тело мужа, эта женщина вылезла на трибуну Мюнхенской конференции по безопасности и улыбаясь сделала заявление, что поднимет знамя мужа и возглавит...чт

 

mediametrics.ru

Новости в формате RSS

Реклама

 

© “STRINGER.Ru”. Любое использование материалов сайта допускается только с письменного согласия редакции сайта “STRINGER.Ru”. Контактный e-mail: elena.tokareva@gmail.com

Сайт разработан в компании ЭЛКОС (www.elcos-design.ru)

Рейтинг@Mail.ru