В плену у Родины
18 Апреля 2003

• Версия для печати

Мы все росли в каких-то иллюзиях о своей великой Родине - СССР. А я особенно, потому что про таких, как мои родители, люди говорят: они идиоты. Например, в 1989 году, сразу после армии по совету мамы я приехал в Махачкалу к какой-то там сестре бабушки совершенно один и в шортах. Чудо спасло меня тогда от сексуального рабства в горах и разрыва промежности. Имя этому чуду - Советская власть, питавшая мифологию братства народов и обеспечивающая ее исполнение через милицию. После этого я в регионы не совался, а мотался между двумя столицами.

В очередном таком «Путешествии из Петербурга в Москву» ко мне и подкатил юморной паренек Костя Рубахин, сын директора самого крупного в Европе горно-обогатительного комбината «Старый Оскол». Костя грозился торжественно открывать свой суперклуб в городе Воронеже и звал меня украшать собой сию церемонию в течении недели. Я срубился на лести и сердечном участии этого Кости в наших столичных проблемах. В полном бреду я испросил иномарку с водителем, апартаменты в центре, охрану из пяти человек и чтоб все рестораны по тыку моей ступни отворялись для той компании, какую я приведу. «Free», естественно.

Сначала все было как в сказке, я реально царил на Черноземье. «МТВ» в новостном блоке захлебывалось слоганами типа: «Влад Монро поставил на уши весь Воронеж!». Каждый день местные газеты помещали на своих страницах подробный отчет о моих приключениях: «Молился там-то», «Покупал женские туфли там-то», «Отбивал мужа у жены такой-то», «Пел песню и пил пиво такие-то», «Бродил по центральным улицам одетый Пугачевой», «Гитлером», «Орловой», «Без трусов» и т.д. Местные журналисты уверяли меня, что такого ажиотажа не припомнят даже в приезд самой Пугачевой с Киркоровым. «Вот, полюбуйтесь, Владислав, как Россия вас любит!» И я платил ей тем же. Короче, я вел себя как главная свинья в хлеву. Прошедшая Афган и Чечню моя тамошняя охрана без дела не сидела, постоянно вступая в поединки с теми из местных, кто пытался воспротивиться моей «удали». Именно эта охрана обеспечивала нескончаемый стон «ахов» и «охов» любви народной, организовывала очередь прихожан за автографами или с предложениями типа отдаться. Непонятно что внушило этим суровым парням такое раболепие перед моим «авторитетом» столичной штучки. Но «живой крови» в ту ударную неделю я испил с лихвой. Уникальный жизненный опыт, особенно учитывая, что я остался жив после него. Я на деле понял, как страна истосковалась по железной руке, и с упоением играл мускулами. Не случайно.

Воронеж считается столицей РНЕ. Эта махровая организация там имеет официальную поддержку, поэтому в ответ на появления меня в обличье Гитлера и с Берией в душе воронежцы не просто терпели, они ликовали, гордились тем, что и на их веку довелось испытать то, что терпели их отцы и деды! Возвращаясь в сопровождении охраны из ресторана «Час пик» в 7 утра и наряженный по обыкновению бесноватым фюрером, я заметил в открытом окне первого этажа сонную женщину, склонившуюся над документами, видимо, только пришедшую на работу. Пить я начал много часов до этого, поэтому уверенность в том, что я - это Гитлер, была стопроцентной. Я стал испытывать на женщине хваленый магнетизм тирана и впился глазами в ее затылок, про себя командуя ей обернуться. А та и не думала магнетироваться. Через 10 минут мое терпение лопнуло, и я что есть мочи заорал: «Гутен морген, фрау!» Откинувшись на стуле в мою сторону и бесстрастно изучив глазами, «фрау» отвалила челюсть, закатила глаза и рухнула навзничь. В меня уверовали, как в царицу небесную или в Баркашова.

Аномалии, какими славен Воронеж (переизбыток НЛО, например, которые мне там не раз четко показывала природа), оказались сродни извращенной природе москво-питерской богемы, главным дитятей которой я на тот момент был. Например, под конец моего полуторачасового прямого эфира на местном радио «Европа плюс» после вопроса восторженного радиослушателя: «Владик, а правда, что вас в жизни преследуют катаклизмы?», вдруг отрубило электричество во всем городе, чего раньше никогда не бывало. Освещая зажигалкой мой выход из рубки, ведущий нервно шутил, но по идее это событие предвосхитило последующие «шутки» Чубайса над голодными регионами.

Описание дальнейших событий достойно, пожалуй только пера Э.Радзинского, поэтому я перейду сразу к развязке. Так же высоко, как взлетал - я и пал. У Кости кончились деньги на мое агрессивное содержание. Это вообще был конец Кости Рубахина. Отлучение от родительской кормушки. Могущественный отец Кости читал про все мои безобразия в газетах и набухал гневом. Когда местные заправилы собрались на ежегодный пир хвалиться достижениями своих отпрысков, тогда и произошла сцена, ставшая потом очень известным анекдотом. Кто-то из присутствующих поделился успехами «своего» на лондонской бирже, другой торжественно объявил присутствующим о золотой медали «своего» по окончании Гарварда, когда же очередь дошла до Костиного папы, тот мрачно признался: «А мой - пидорас, наркоман и пьяница!» С этими словами давно чуявшая неладное Костина мама с размаху разбила зеркало на ручке о его голову. Без денег и привилегий я сразу сник.

Охрана взяла меня в плен. То есть меня заперли в какой-то квартире и позвонили моей маме с требованием выкупа. Я стал взывать их к православным добродетелям, опираясь на известное явление, что все мы братья во Христе. Частично это подействовало. То есть на трех из пяти. С ними я и совершил побег из заточения. Потом мы все еще трое суток мыкались по Воронежу, укрываясь от обезумевших ментов и бандитов, поставленных теми двумя «нехристями» в ружье. Кое-как меня посадили в поезд, и долго еще в обеих столицах я просыпался каждую ночь в холодном поту от будивших меня кошмаров про то, как озверевшие «баркашовцы» с факелами и вилами окружают мое незащищенное логово.

Влад КОРОЛЕВИЧ

(Мамышев-Монро)