Как нам реорганизовать Голливуд?
8 Июня 2002 | Культур-мультур

• Версия для печати

Вы и вправду хотите знать,почему в России нет Голливуда, а фильмов сегодня снимается меньше, чем в 1913 году? История, которую я расскажу, произошла несколько лет тому назад. Но за эти годы изменилось немногое.

Итак, как же снимают кино в демократической России?

Все началось с того, что сценарист написал сценарий, а потом мы сценариста «зашили» от алкоголизма - по трезвой лавочке музы нашего гения не посещают. Вместе с ним «зашили» и двух других главных членов съемочной группы - именитого оператора и продюсершу, которая вызвалась быть и режиссершей, так как в советское время организовывала массовку на батальных сценах.

Деньги под сценарий пообещали сразу в трех местах, но дали там, где мы меньше всего этого ждали, - на Горбушке. Владелец нескольких палаток на этом московском видеорынке остегнул на начальный период аж четырнадцать тысяч баксов. Денежки эти быстро улетучились. Пока сценарист развозил текст по актерам, продюсер сняла себе квартиру, пришила у пластического хирурга торчащие уши дочери, мечтавшей об актерской карьере, наняла шофера с машиной, чтобы пару раз в неделю возить мужа с дачи в Москву мыться, прикупила кое-какой стройматериал для своей веранды и обновила гардероб всей семье. На этом деньги кончились, и на выкуп авторских прав у драматурга их не хватило, так как наш меценат с Горбушки запил и финансирование прекратилось.

К тому времени в картине согласились сниматься звезды - Пуговкин, Смирнитский, Мишулин, Панкратов-Черный, Агафонова, Хорохорина, Берда, Куценко, Векслер, Мадянов и Амалия Мордвинова. Такого состава в то время не было ни на одной съемочной площадке, и поэтому продюсер смело пошла в два оставшихся места, где нам обещали финансы. И вот составлен договор о сотрудничестве между одной крупной видеокомпанией, коммерческим подразделением государственной студии и нами, то бишь - ООО «Легкое дыхание». На фильм прокатчики дали целых сто двадцать тысяч долларов. Сумма по тем временам достаточная для малобюджетной картины, ее даже хватило на профессиональную пленку. Студия обеспечивала технику и бухучет. ООО отвечало за творческий процесс.

В день, когда на студию привезли в чемодане наши деньги, все ее сотрудники получили зарплату, задержанную за три месяца. Сценаристу опять не заплатили. Агафоновой, игравшей главную роль - роль детектива, с учетом ее внушительных размеров, решили сшить настоящий костюм. Когда мы приехали в мастерскую дорогого кинопортного, продюсер заплакала. Оказалось, что нанятая ее костюмерша, купив самую дешевую тряпку, от цвета которой у оператора волосы встали дыбом, исчезла вместе с выданной ей на все остальные костюмы суммой. А то, что раскроил модный портной, сходилось на нашей главной героине с трудом. По сценарию же дотошная следовательша должна была ползать под столом, крутить педали тренажера и проводить приемы спортивной борьбы на папарацци - Панкратове-Черном. Оставив рыдающую проюсершу на руках оператора, я подошла к портному и спросила, сколько он хочет за сметанный костюм, в котором Агафонову можно только в гроб положить. У этого человека были или совесть, или чувство юмора - он взял с нас всего сто пятьдесят долларов и отправил с позором восвояси. Актеров нарядили в то, что осталось у продюсера в шкафу после ее работы над другими картинами. Для Пуговкина в костюмерной театра Советской Армии подыскали довоенную форму.

Пьющему по-черному «горбушечнику» вернули его четырнадцать тысяч, но в бухгалтерии студии потребовали отчета в тратах начального периода. И продюсер предложила мне стать директором фильма, то есть взвалить на себя всю материальную ответственность. Меня спасли знания, полученные в математической школе, и чувство «пятой точки». Ознакомившись со странными бумажками, выданными в качестве финансовой документации, я поняла, что никогда не смогу оправдаться перед инвесторами. И отказалась.

Тогда студия поделилась с нами собственными кадрами. Женщину-администратора я видела на съемочной площадке пару раз. Вернее, в буфете возле съемочной площадки. Она поставила своеобразный рекорд. Сцены в бассейне и тренажерном зале снимали в детской художественной школе. За три дня в баре этого учебного заведения наша мадам умудрилась пропить половину всей суммы, выделенной на питание группы. После чего перед нашими компаньонами было поставлено условие - больше видеть ее никто из нас не хотел, да и средства этого не позволяли. Вторая половина суммы на питание исчезла, когда юного менеджера студии отправили за едой. Он забрал машину и через пять часов привез несколько пластиковых баночек с заветренным салатом и гигантский счет из ресторана «Прага».

Основной материал снимали в солидном научном учреждении, через школьного приятеля сценариста договорившись о весьма льготных условиях аренды. Бывшая жена сценариста помогла привлечь к оформлению праздничного стола, за которым происходила большая часть сцен, фирму, специализирующуюся на организации банкетов. Девочки работали за виртуальную рекламу в титрах, которой они так, к нашему стыду, и не дождались.

В самом начале съемочного периода вышел скандал - Гильдия киноактеров запретила Амалии Мордвиновой работать за такой незначительный гонорар. Будущая Золушка и в жизни оказалось девушкой решительной - она пошла на ковер к чиновнице и объяснила ей, что будет беспрекословно выполнять устав Гильдии только тогда, когда эта организация предложит ей роли в таких хороших фильмах, как наш. Не знаю, жалеет ли она сегодня о тех словах - ведь на нее, как и на сценариста, денег не хватило.

Полгода, пока снимали кино, у меня было ощущение, что живу я в сумасшедшем доме. Единственной отдушиной было общение с прекрасными, интеллигентными, тонкими людьми - актерами. Они старались изо всех сил, не обращая внимания на то, что режиссер-продюсер не посчитала нужным даже прописать сцены в своем режиссерском сценарии, не жалуясь на то, что постоянно срывались сроки начала смены и часто приходилось работать по ночам. Иногда от актеров требовался настоящий героизм - Мадянов, например, игравший жениха-обжору, трое суток перед камерой аппетитно рвал зубами тушку поросенка. А тот был сыроват и несвеж.

В разгар съемочного периода на площадку пожаловали инвесторы. Покрывшись от всего увиденного кровавым потом, они уехали и больше не приезжали. Поползли слухи о замене режиссера или прекращении финансирования. Она в это время развила бурную деятельность, бегала по кабинетам студии и рассказывала страшные истории про интриги, вызванные ее женской несговорчивостью.

А у людей тем временем начали сдавать нервы. После очередной явно запоротой сцены в буфете оператор признался сценаристу, что не читал этот поганый сценарий, потому что «ничего хорошего жидовка снять не сможет, он это, как ярый антисемит, уж точно знает!» Сценарист не выдержал, подошел к стойке бара и «развязался», уйдя в запой.

Шофер, тоже бывший однокашник драматурга, тоже, кстати, «зашитый» от пьянства для работы над фильмом, возил юного менеджера и выслушивал его откровения о том, как можно тырить деньги у глупых киношников. За неделю до окончания съемок шофер не сдержался, выпил и отвел душу на вороватом мальчишке. А был он когда-то чемпионом России среди юниоров по классической борьбе. В тяжелом весе. Бедный мальчик!

Приближался август девяносто восьмого, на студию пришла налоговая инспекция, и инвесторам стало не до нас. Поэтому фильм все-таки досняли. А в журналах видеопрокатчиков появилась реклама, из которой следовало, что картину нашу выпускает не коммерческое, а государственное подразделение студии. Ход, конечно, варварский, но верный - оба подразделения носили одно и то же название. Нам было уже все равно, даже казалось более почетным сделать вид, что на нас не пожалели бюджетных денег.

В Прагу проявлять пленку снарядили оператора. Его не было две недели, тревога нарастала. Во-первых, боялись, как бы не запил он там на командировочные. Во-вторых, опасались за качество пленки: у одного режиссера в Чехии тридцать процентов отснятого материала ушло в брак, у другого - семьдесят пять. Но все, как ни странно, обошлось. Брака не было. Но и фильма не получилось. Потому что денег на озвучание и монтаж не дали. Из ста двадцати тысяч режиссер-продюсер пропустила через свои руки около половины этой суммы. Остальное досталось студии, которая не вложила в это ни копейки. Думаю, реально на съемки затратили не больше тридцати тысяч. И неудивительно, что на выкуп авторских прав у драматурга бабок тоже не хватило.

В конце прошлого года ушлая продюсерша задним числом, подделав документы, оформила на картину удостоверение «Национального фильма» и, по слухам, отмыла на этом еще пятнадцать тысяч. Как она это сделала, не получив подписи сценариста, знают те, с кем она этими деньгами поделилась.

Я участвовала в съемках фильма как физическое лицо на правах нынешней жены сценариста и на вопрос «Будет ли у нас когда-нибудь свой Голливуд?» отвечаю без запинки: нее будет никогда. Потому что для того, чтобы его построить, нам надо сначала вылечить от пьянства лучшую часть интеллигенции, а менеджерам от кино - сделать трепанацию черепа. И некоторых из них, вместе с группой чиновников, - расстрелять. Мы же, следуя традициям христианского гуманизма, пойти на это не можем.