Одиссея Яна Сперкиса. Часть II
14 Сентября 2002

• Версия для печати

Побег

«В этом лагере нас было человек 650. Бежать решилось примерно 250-300 человек. Готовились долго - наблюдали за часовыми, за бельгийскими военными. И вот 16 августа 1960 года в 4 часа 30 минут (никогда не забуду!), душной африканской ночью, когда даже часовые на вышках кемарили, мы все, держа в руках заточки, вооруженные двумя десятками жердей - подпорок от палаток, бросились к воротам лагеря и к вышкам. Расстояние в 100-150 метров преодолели быстрее, чем любой олимпиец на соревнованиях... На выходе из лагеря творился настоящий кошмар. Ночной рукопашный бой. Помню, как проткнул кого-то заточкой, схватил оружие, стрелял... Вырвались практически все, только человек, наверное, десять наших погибло. У охраны забрали оружие. Еще оружие мы захватили в кемпинге, где жила охрана. Затем рванули к стоянке техники, захватили джипы. Мы, кстати, очень долго высматривали, где и какая у бельгийцев стоит техника. Карта у нас была, ее задолго до этого украли у одного бельгийского офицера. В 25-30 километрах от нас - река Конго, граница между Бельгийским и Французским Конго. Мы - туда. Повезло: паром стоял у нашего берега. Мы загнали джипы на паром, вывесили на нем белый флаг и заставили переправить нас на французский берег. Там нас сразу же окружили вооруженные французы и заставили сдать оружие. Вскоре на самолете прилетела большая группа офицеров. Всех раненых тотчас куда-то увезли. А мы остались ждать решения своей судьбы. Уже на следующий день нам предложили подписать контракт сроком на три года о зачислении во французский Иностранный легион. Многие согласились - прибалтам, да еще детям врагов народа особо нечего было терять. Тогда же я познакомился с капитаном Роже Люнгвицем, офицером Французского иностранного легиона, нашим будущим командиром батальона».

В те годы Франция вела ожесточенные колониальные войны, в основном как раз силами своего Иностранного легиона. Поэтому потребность в людях была велика, да и сам Легион тогда достиг своей рекордной численности - более 100.000 человек. Из Конго самолетами новобранцев перебросили на базу легиона в алжирский город Оран, потом во Францию, в Лион. За две недели обмундировали, обучили владеть французским оружием и на самолетах доставили в Сахару, в маленький городок Таманрассет.

«Офицеры в легионе были, конечно, французы, в основном уроженцы колоний. Сержантский состав (капралы) - бывшие немцы-эсэсовцы, полицаи всех национальностей из СССР, солдаты и офицеры национальных дивизий СС «Литва», «Латвия», «Эстония», «Галичина», мусульманской дивизии СС «Анчар». Легион принимал всех, не интересуясь прошлым человека и такими мелочами как документы. Несмотря на столь пестрый состав, на то, что в недавнем прошлом эти люди зачастую воевали друг против друга, - национальной вражды между легионерами не было. А объяснялись все по-французски. Повоевать нам пришлось и в городах, и в голой пустыне.

Самыми тяжелыми были бои в пустыне, в нечеловеческих условиях. Арабы атаковали нас «верблюжьей кавалерией» - весьма эффективный прием в условиях пустыни. Верблюжью кавалерию мы встречали огнем автоматов, пулеметов и минометов; ночью - освещая прожекторами со спецмашин. Сразу взлетали самолеты и вертолеты, бросали 10-килограммовые бомбы. Применялся вахтовый метод: неделю-другую на базе в оазисе, столько же - на заставах в пустыне. Американские и французские винтовки, стоявшие на нашем вооружении, оказались ненадежными: легко засорялись песком и отказывали. Поэтому всегда надо было иметь что-нибудь на замену. Уважением пользовались «шмайссеры», которые захватывали у арабов. Использовали и немецкие пулеметы времен войны. Для рукопашных использовали тесаки длиной 112 см от бельгийской винтовки «Пежо» образца 1914 года. Против сабель арабов это было эффективно. Лучшими мастерами фехтования считались немцы. Но все же «чистые» рукопашные бои были редкостью.

Конечно, в чисто военном отношении Франция превосходила противника по всем статьям - в бронетехнике, самолетах, стрелковом вооружении. Кроме того, ее поддержали союзники по НАТО. Поля и пустыни Алжира были усеяны сотнями тысяч мин. Все караванные тропы контролировались самолетами и вертолетами. Любое скопление людей и верблюдов бомбилось и расстреливалось.

Федаины (партизаны) в основном действовали в крупных городах - Оране, Аннабе, Хасси-Мессуде и в столице Алжире. В узких улочках они внезапно открывали стрельбу по патрулям, убивали всех французов и земляков, которые поддерживали Францию. Это делалось с расчетом запугать всех, в первую очередь европейское население страны. Они стреляли из-за угла, бросали оружие и скрывались на поджидавшем автомобиле. При блокировке квартала, откуда велась стрельба, обыски ничего не давали. Мы просто забирали молодых парней и сдавали их в полицию. Во время тех городских стычек моя рота потеряла пятнадцать человек, в том числе двоих литовцев - моих земляков.

Во время боев в пустыне ни одна из сторон пленных не брала, их некуда было девать. Своих раненых делили на две категории - «живые раненые» и «мертвые раненые». К последним относились «безнадежные», которых добивали. Тела погибших французов вывозились во Францию, прочих хоронили на месте. Крест часто делался на основе пулеметного ствола. Однажды легионеры захватили в плен советского военного советника. Он бегло разговаривал по-арабски и был для достоверности даже обрезан. Его опознал одноклассник, земляк-тамбовец, оказавшийся в легионе. Пленного накормили, напоили и, дав верблюда, сказали: «Скачи отсюда!»

Мы ничего не платили за питание, кстати, оно было высококачественным. Для различных легионеров повара даже готовили их национальные блюда. За все время боев в пустыне батальон потерял около семидесяти убитыми. Раненых было примерно вчетверо больше. Страдали также от дизентерии и малярии».

Возвращение

1 мая 1962 года французские войска были выведены из Алжира. Легионеры-«алжирцы» около пяти месяцев отдыхали в Лионе - слушали концерты и ходили в рестораны. Их обследовали социологи, психологи и другие специалисты.

«Я еще полтора года служил в легионе. Затем уволился и работал инструктором пулеметного дела на Мадагаскаре. Потом несколько лет жил во Франции. А в 1968 году решил вернуться домой.

Формально это было невозможно - ведь с официальной точки зрения, отправленных в Конго советских солдат попросту не существовало в природе. А тут еще служба в Иностранном легионе - вещь для советского человека вообще запредельная. Выручило соперничество двух спецслужб: операцию по отправке войск в Конго в 1960 году проводило ГРУ, не согласовав ничего с КГБ. И вот в 1968 году Комитет в порядке мелкой мести позволил бывшим советским солдатам вернуться в Советский Союз.

В результате Ян Сперскис вернулся на родину довольно легко - «органы» только заставили внести 10 тысяч долларов в Красный Крест и Фонд мира, дать подписку «о неразглашении» сроком на 25 лет и выжечь татуировку Иностранного легиона на руке.

Вернувшись, Сперскис вновь поселился в Могилеве - там, откуда его почти 20 лет назад призвали в армию. Всего в СССР из «легионеров» вернулось 32 человека. двенадцать из них оказалось в Белоруссии, из них восемь, в том числе и Сперскис, - в Могилеве. Белоруссия стала для него второй родиной.

За три года службы в Легионе, из них полтора года в Алжире, литовский немец Ян Сперскис получил 25.000 долларов, три награды за храбрость и мужество (в том числе медаль Victoria), звание сержанта, контузию позвоночника средней тяжести и тропическую лихорадку. А еще кличку - «Бешеный».

Неприятности мирной жизни

В Могилеве он работал инженером по рационализации в Облремстройтресте. В 1978 году при проверке состояния дел в подведомственных тресту РСУ Сперскис обнаружил злостные нарушения со стороны руководства. Конфликт замять не удалось, дело дошло до разбирательства на открытом партсобрании. Главный инженер треста прилюдно оскорбил Сперскиса. Темпераментный литовец на глазах изумленного зала «вырубил» обидчика несколькими ударами из арсенала джиу-джитсу. После чего сам рухнул без сознания. Прибывшая «cкорая» констатировала инфаркт.

Что произошло дальше - до сих пор не совсем понятно. Все участники этой истории рассказывают о последовавших событиях крайне неохотно. В целом картина выглядит примерно следующим образом. Пока старый воин лежал в больнице, в «Могилевской правде» с подачи местных партийных боссов был напечатан фельетон, в котором Сперскис был облит грязью, а сцена на партсобрании - искажена до неузнаваемости. Состоялся суд, вынесший Яну Сперскису приговор - год принудительных работ с удержанием 20% от зарплаты. Сперскис потребовал справедливости, но и в газете, и в местных органах власти его просто отфутболили.

И тогда весенним утром 1979 года он вошел в редакцию «Могилевской правды» с израильским автоматом «Узи» и двумя ручными гранатами. Распахнув дверь в кабинет редактора, он дал длинную очередь и ворвался вовнутрь. Под прицелом автомата редактор написал: «Фельетон не соответствует действительности, он искажает факты, произошедшие в Могоблремстройтресте. Виновные в его выпуске без проверки фактов наказаны в партийном порядке. Редакция приносит Сперскису свои извинения».

Ветеран вышел из кабинета, развернулся, дал еще одну очередь и уехал на поджидавшей его машине. Оружие отдал друзьям, переоделся и отнес полученную от редактора бумагу в областную прокуратуру.

Примчавшаяся в редакцию милиция, несмотря на клятвенные заверения редактора и секретарши, так и не смогла подтвердить факт стрельбы. Пулевых отверстий не было - Сперскис стрелял холостыми патронами. Но еще важнее было отсутствие стреляных гильз - очевидцы ведь говорили, что стрелявший ничего не собирал на полу. Тем не менее гильз не было. Откуда милиционерам в конце 70-х было знать, что предназначенный для спецопераций автомат «Узи» оснащается специальным гильзоприемником... Следствие по этому инциденту закончилось ничем.

15 лет Ян Сперскис требовал пересмотра решения суда. Получил 76 отказов. И только в 1994 году был реабилитирован.

Виктор ДЕМИДОВ

Минск-Могилев