Эксперт: Россия вступила в ВТО в обмен на признание Европой и США итогов выборов
29 Августа 2012

• Версия для печати

Для выхода из кризиса западным странам срочно нужен был такой большой рынок сбыта, как Россия

В прямом эфире радио «Комсомольская правда» эксперт Центра политической конъюнктуры Павел Салин обсуждает со специальным корреспондентом «Комсомолки» Евгением Арсюхиным, ждет ли нас безработица после присоединения России к ВТО? Минэкономразвития обещает 40 тысяч новых рабочих мест после вступления в ВТО. Но вопрос в том, сколько рабочих мест исчезнет.

Арсюхин:

- В эфире программа «Труд и капитал». Как вы знаете, Россия стала официально членом Всемирной Торговой организации. Мы отправили в штаб-квартиру в Женеву документ, в котором сообщили, что внутренних разногласий внутри страны, внутри органов власти не существует и мы готовы вступить в ВТО. 30 дней прошло, не было возражений со стороны штаб-квартиры ВТО, и вот без фанфар, что называется, без салютов и фейерверков мы во Всемирной торговой организации и кое-что, кстати, в нашей жизни уже изменилось. Например, обнулилась пошлина на ввоз живых свиней. К нам теперь можно завозить хрюшек, убивать здесь и делать из них мясо. А была пошлина 40%. И под 40%, конечно, никто не вез. Но мы будем говорить сегодня только об одном аспекте этой темы – будет ли безработица после присоединения России к ВТО расти? Что вообще произойдет с рынком труда? В студии у нас Павел Салин – эксперт центра политической конъюнктуры. Павел, я бы хотел начать с выкладок министерства экономического развития, которые заявляют, что в результате присоединения России к ВТО в стране появится 40 тысяч новых рабочих мест. Цифра, конечно, не так сильно, чтобы велика – мы к 2020 году собираемся, по-моему, два миллиона рабочих мест создать высокотехнологичных, как нам говорили власти… Как вы считаете, это блеф или не блеф – такая цифра?

Салин:

- Во-первых, неизвестно, каким образом высчитывалась эта цифра. А во-вторых, конечно, 40 тысяч рабочих мест может появиться. Может появиться и 400. Но вопрос в том – сколько рабочих мест исчезнет. Потому что вот перед эфиром мы с вами обсуждали – и такая цифра тоже вброшена достаточно авторитетным экспертным институтом, что, якобы, 8 миллионов рабочих мест будет потеряно к 2020 году. И мне, хотя я и являюсь скептиком в отношении вступления России в ВТО, эта цифра тоже кажется необоснованно чудовищной. Поэтому здесь вопрос в том, как рассчитывают. А вообще, я смотрю вот на заявления экспертов и они делятся на три группы, каждая из которых идеологически ангажирована. Первая группа – это либо эксперты, связанные с властью, либо эксперты, связанные с отраслями, которые ничего не теряют, либо чуть-чуть приобретают от вступления в ВТО, они все говорят, что все либо останется по-прежнему, либо будут рабочие места… Минэкономразвития по-другому не может говорить – потому что это часть государства, часть власти, которая подписала этот документ. Есть эксперты, которые представляют отрасли, которые очень серьезно проигрывают, таких очень много и они там рискуют апокалиптический сценарий. А есть эксперты, наверное, относительно нейтральные, но я таких почти не слышу. Поэтому диаметрально противоположные точки зрения – одни говорят, что у нас появятся рабочие места, другие говорят, что будут потеряны. Здесь, знаете, вот вместе с цифрами примерная методика расчета давалась бы, тогда можно было бы говорить более предметно. Я считаю, что ущерб по рабочим местам будет гораздо больший, чем приобретение.

Арсюхин:

- Что-то можно спрогнозировать по методике Минэкономразвития, потому что министр Андрей Белоусов обронил такую очень интересную фразу. Он сказал, что новые рабочие места будут появляться в связи с усилением конкуренции. Я вот не очень понимаю… Мне кажется, конкуренция – она всегда…

Салин:

- …стимулирует переход к инновационному развитию и высвобождению работников.

Арсюхин:

- О чем и речь! Почему эксперты, связанные с властью, придерживаются вот такой жесткой оправдательной позиции? Ведь в самой власти по поводу ВТО единства не было. Сейчас, конечно, может быть, больше единства, но, в принципе, его и сейчас еще нет.

Салин:

- Я не хотел бы так отзываться о своих коллегах и как-то давать оценку – это не корпоративно, но просто они получили такое мягкое указание – искать позитив во вступлении России в ВТО и, естественно, как и любой сложный процесс, он имеет и позитивную, и негативную сторону. Я согласен, что есть определенный позитив, мы можем об этом поговорить – в том числе, и с точки зрения рабочих мест и развития производства, но негатив, на мой взгляд, будет перекрывать. А причина одна – на высшем уровне было принято политическое решение, что в обмен на признание итогов думских и президентских выборов со стороны, в первую очередь, Европы, во вторую очередь – США – мы форсировано вступаем в ВТО. Потому что, на мой взгляд, та тактика, которой власть придерживалась до последнего времени, то есть, на словах подтверждать приверженность, а на самом деле топтаться на месте, она была максимально эффективной. Особенно после кризиса 2008-2009 годов, когда просто нормы ВТО перестали действовать. Собирается «J-20» – все 20 говорят, что протекционизм это плохо, а потом раз – и 17 или 18 из них сразу же вводят протекционистские меры. То есть, кризис по ВТО ударил очень серьезно. И я не видел смысла в том, чтобы вступать до 2008 года – сейчас я абсолютно в этом не вижу никакого смысла, но мне понятна логика власти и я ее изложил. Вступление в ВТО в обмен на признание итогов выборов, потому что Европе категорически необходимо новые рынки сбыта своей собственной продукции, которые из-за кризиса в Европе и в других регионах сильно усохли. Россия с ее 140 миллионами потребителей, конечно, не Китай, но тоже приличный рынок.

Арсюхин:

- Тем более, это самый крупный рынок, который оставался вне ВТО.

Вы хотите сказать, что Европа действительно могла устроить такую политическую акцию и заявить, что Москва в протестах, выборы не легитимны, мы их не признаем, если бы мы не пошли в ВТО. Я хотел бы, чтобы слушатели вот эту вашу мысль очень хорошо поняли.

Салин:

- В принципе, такой вариант был возможен. Но, насколько я понимаю, размен здесь более глобальный. И признание итогов выборов – его лишь часть, потому что, если посмотреть на хронологию, то форсирование процесса вступления в ВТО началось раньше, чем беспорядки в Москве в декабре. Это произошло еще в ноябре. То есть, власть чувствовала, что начинает что-то колебаться и здесь размен не просто вот чисто ситуативный – мы бумажку подписываем по ВТО, а вы вот только парламентские и президентские выборы признаете. То есть, Европа просто будет закрывать глаза на те «политические реформы», которые проходили и будут проходить в России. Здесь размен более глобальный.

Арсюхин:

- Я бы сейчас даже по-новому посмотрел на те знания, на те наблюдения, которые были у меня самого, а на самом деле, конечно, форсирование процесса присоединения – оно началось даже пораньше, оно началось с начала лета 2011 года…

Салин:

- Ну да, там переговорные процессы начали форсироваться по различным трекам, но все равно можно было еще оттянуть их.

Арсюхин:

- Да, именно ведь в апреле было принято решение, что третий срок у Владимира Владимировича Путина и, может быть, вот с этим как-то связано, потому что предвидели все-таки, что это решение не понравится, прежде всего, сторонникам Дмитрия Анатольевича…

Салин:

- Ну, их позиции внутри страны достаточно слабы, а сейчас они вообще абсолютно слабы. Год назад, может быть, более прочными, но… Нет, здесь я не думаю, что это было как-то связано с Медведевым и решение о третьем сроке Путина все-таки не в апреле-мае принималось, а все-таки попозже, окончательно оно принималось с середины августа до середины сентября…

Арсюхин:

- То есть, близко к тому моменту, когда оно было объявлено, да?

Салин:

- Ну да, я так понял, что там детали оттачивались вплоть до самого утра 24 сентября. Потому что Медведев был морально не готов – это по видеозаписи видно – морально не готов отказаться от президентских амбиций. То есть, он уже как бы дал устное согласие, но, если посмотреть видеозапись, как он смотрит на Путина, какими глазами, видно, что человеку трудно, буквально день-два назад он дал окончательное согласие и еще не смирился с этим. Через три месяца он уже выглядел абсолютно спокойным.

Арсюхин:

- Да, это правда. Ну, мы немножко в политику ушли, но ВТО – это не чисто экономическая структура, она, скорее, политическая…

Павел, понятно, что Европе нужен наш рынок. Какие бонусы еще получает Европа, Америка, которая является, если так можно сказать, крупнейшим акционером ВТО от того, что мы в этой организации? Европа же теперь будет вынуждена отменить квоту на ввоз российской стали, да? Наверное, ей это не очень приятно? То есть, есть какая-то вещь, есть какой-то размен, в котором она все равно выигрывает, несмотря на то, что наши сталевары туда придут…

Салин:

- Что Европа получает? Ну, здесь нужно смотреть, что Европа не получает. По большому счету, я вижу только две крупных отрасли, которые пока от вступления в ВТО могут серьезно не проиграть именно потому, что протекционистские меры будут сохраняться 5-7 лет, а не 2-3 года, как по остальным. Это сельское хозяйство – здесь у европейцев тоже есть интерес, поскольку они свое сельское хозяйство дотируют, несмотря на все ВТО, только более хитрыми способами. И автомобилестроение, где у европейцев тоже есть интерес, но менее ярко выраженный. Вот эти две отрасли они пока не получат до 2018-2020 годов. А все остальные отрасли, особенно финансовые и прочие, они у нас должны получить в ближайшие 2-3 года, поэтому здесь лучше говорить о том, что европейцы не получат в ближайшее время, чем то, что они получат. А вообще западные экономисты сами весьма откровенно высказываются о том, что такое ВТО. Они откровенно говорят, что ВТО – это благо. Но только для тех стран, которые имеют длительную историю капиталистического развития и рыночных отношений. Вот те страны, которые имеют длительную историю, их вступление в ВТО усиливает. Все остальные страны ослабляет. У России нет длительного опыта капиталистического развития и рыночной экономики, поэтому по России это ударит, как и по другим странам. А вот фраза у вас прозвучала – Россия оставалась крупнейшей экономикой, которая вне ВТО – так это с формальной точки зрения. А с реальной точки зрения есть гораздо более крупная экономика в мире, которая де-юре в ВТО уже давно, а де-факто – нет. Это Китай. Вот я говорю про сельское хозяйство и про автомобилестроение – они таких переходных периодов выторговали себе почти по всем отраслям. И реально у них этими переходными периодами будут заканчиваться 2015-2020 годы и тогда уже, я так понял, никакого ВТО не будет, а если ВТО и будет, то Китай уже будет настолько могущественным, что он плюнет… Вот запретил Китай экспорт редкоземельных металлов, где он там 96% мирового экспорта производства дает – и что? США и Великобритания, по-моему, и еще ряд стран пожаловались на него в ВТО – и что? И ничего.

Арсюхин:

- Ну да. Если брать статистику судебных тяжб Китая в высоком суде ВТО, там, конечно, очень смешно на нее смотреть. Китай либо выигрывает, либо проигрывает и все равно ничего не делает.

Звонок от Сергея:

- Здравствуйте. Мне кажется, единственный смысл вступления в ВТО – это усиление своих государственных влияний и интересов на евразийском пространстве. Каким образом можно сделать это усиление? Это, прежде всего, перевод оплаты за нефть и газ, поставляемые в Европу, пусть плавно и постепенно, но в рубли. Что это нам даст? Это нам даст стремление запада получать эти рубли. Вот тогда действительно Европа будет драться за российский рынок, чтобы поставить туда по дешевке автомобили, технику и все, что у них имеется. Это единственный смысл. Если этого не делать, то смысл вступления в ВТО России уходит своими корнями, наверное, куда-то в конспирологические сферы.

Арсюхин:

- Спасибо, Сергей. Павел, что скажете?

Салин:

- Я не совсем понял. Может, я что-то не знаю до конца про нормы функционирования ВТО, но вообще-то эти нормы не касаются поставок энергоносителей. В том-то и дело, что рынок энергоносителей на это никак не повлияет – как покупали европейцы наши нефть и газ, так и будут покупать. В том-то и дело, что Россия интересна Европе в двух глобальных смыслах. Первое – как поставщик энергоресурсов. Раньше европейцы еще боялись, что Россия отключит их от трубы, а сейчас ясно, что с Китаем заигрывать не получается и европейцы понимают, что Россия никуда не денется. И до последнего времени Россия была интересна как рынок сбыта. Сейчас они получили нас как рынок сбыта и, по большому счету, если они нас так и закрепят, как рынок сбыта, то пространства для маневры для России в отношении Европы не будет уже вообще.

Арсюхин:

- На самом деле, там была дискуссия по поводу энергоносителей только одна. Это равный доступ к трубопроводной системе всех участников рынка. Но у меня такое впечатление, что эта тема была больше интересна нашим компаниям, которые являются конкурентами Газпрома, независимыми поставщиками, чем европейцы. Потому что европейцы все равно нам бы ничего не транспортировали.

Павел, есть ведь какое-то рациональное зерно в том, что сказал Сергей, потому что не будем забывать, что Россия является частью единого экономического пространства вместе с Казахстаном и Белоруссией. И фактически теперь эти страны будут вынуждены идти в ВТО по тем примерно договоренностям, по каким пришла Россия.

Салин:

- Да, наши власти говорят – мы поможем Белоруссии и Казахстану вступить в ВТО.

Арсюхин:

- Какие последствия это может принести для экономики Белоруссии, например?

Салин:

- Для экономики Белоруссии последствия будут гораздо более негативными, чем для экономики России, потому что она менее диверсифицирована и, если смотреть две отрасли, которые там есть - это машиностроение и сельское хозяйство… Если этот процесс будет оттянут, как и в отношении российского, то, значит, тоже Белоруссии ничего не будет. Есть третья отрасль Белоруссии – это экспорт в Европу нефтепродуктов, которые производятся из российской нефти. Но там такая же ситуация примерно, как с российскими энергоносителями. Как покупают российские энергоносители без ВТО, так и будут покупать… То есть, для Белоруссии, наверное, ситуация будет еще хуже, чем для России. Потому что у России все-таки есть та же нефтехимия, которая, может быть, даже чуть-чуть выиграет от вступления в ВТО. А в Белоруссии все отрасли проиграют… кроме одной – которая вот вся скрытая, теневая и там до конца непонятно, что происходит.

Арсюхин:

- Я сегодня читал белорусские СМИ, там Минэкономики заявляет, что около тысячи товарных позиций пострадают очень сильно, потому что там снижение произойдет пошлин на 10% и полторы тысячи пострадают средне, потому что там снижение будет где-то 5%. Но, думаю, 2,5 тысячи товарных позиций – это действительно неслабо. И что же, у нас появятся белорусские гастарбайтеры?

Салин:

- Ну, они уже есть. Просто мы их не замечаем, потому что, в отличие от азиатов, их не отличишь от наших. А сейчас, вот когда в Белоруссии резко упал уровень жизни после президентских выборов, когда там с помощью инфляции Лукашенко снял всю ту надбавку, которую он дал людям перед выборами, там сами белорусы говорили, что миграция в Россию очень серьезно увеличилась, потому что в Белоруссии нет рабочих мест. Другое дело, что здесь белорусы легко ассимилируются, мы их не замечаем и, к тому же, они более квалифицированны, чем азиатские гастарбайтеры, поэтому они без проблем находят работу… Я думаю, что просто процесс вступления Белоруссии в ВТО Лукашенко будет оттягиваться до последнего. И Россия, во-первых, и не захочет давать, а, даже если и захочет, то не сможет.

Арсюхин:

- Насколько я помню, начало переговоров, которые были заблокированы в 2005 году, в том числе, в связи с созданием Таможенного союза, они ведь так и не начались, хотя они нацеливались на конец 11-го, на март 12-го, на апрель 12-го, на лето этого года анонсировались. Так что, похоже, да, не хотят в Минске спешить. У нас еще звонок.

Олег:

- Здравствуйте. Я согласен с той политикой, которую ведет наше государство. То есть, мы входим в международную интеграцию. То есть, нет этого бывшего социалистического занавеса. Я могу об этом говорить, потому что мне 60 лет…

Арсюхин:

- Давайте послушаем Викторию.

Виктория:

- Здравствуйте. Я бы хотела узнать у вашего собеседника по поводу нашей сельхозпродукции. Все-таки как, останутся наши овощи, наше мясо? Или, как говорится, будет кирдык? Потому что в 2017 году, пишут, что государство уйдет из агропромышленного комплекса и это не будет ли как бы двойным ударом вообще по нашей продукции, по нашим поставщикам и фермерам? Господдержка, конечно, останется в 2018 году, но уже в два раза меньше. Разрешенная. Не реальная, а разрешенная.

Салин:

- Конечно, останется. Здесь нужно смотреть по конкретным товарным позициям, потому что, допустим, нормы квотирования в отношении иностранной продукции мясной останутся. Но другое дело, что уже сейчас, при всех пошлинах мы видим, что в крупных городах практически все мясо, если брать красное мясо, то оно зарубежное, оно латиноамериканское и из прочих стран. То есть, здесь уже не из-за вступления в ВТО, а чисто по экономическим причинам отечественная продукция вымывается. С другой стороны, и это заслуга бывшего министра Гордеева, в нулевые годы власти удалось существенно нарастить производство собственного мяса – сначала белого, а потом и красного – свинины и говядины. Поэтому, я думаю, что оно останется на прилавках, но не больше, чем сейчас. А сейчас его в крупных городах, в областных центрах не так много. А что касается фруктов и овощей – то здесь, думаю, ситуация не изменится. По рыбе как бы в принципе пошлины снимаются кардинально, но, с другой стороны, мы и так едим практически иностранную рыбу, которая произведена из российского сырья – в этом парадокс. Здесь нужно работать уже не в контексте ВТО, а просто следить за тем, чтобы наши рыбодобытчики не сваливали улов японцам и китайцам, которые потом это перерабатывают и потом продают уже как свою продукцию, но целиком из нашей рыбы.

Арсюхин:

- Ну, окупаемость у нас в животноводстве вообще где-то порядка 10-12 лет инвестиционных проектов.

Салин:

- Да, поэтому по птице быстро нарастили, а вот по мясу… На овощи и фрукты импортные, которые не произрастают в России, пошлины немного снижаются, а в зимний период снижаются почти на все овощи-фрукты, в том числе, которые произрастают в России… Но в крупных городах уже все овощи-фрукты, в том числе, помидоры-огурцы – не российские. Поэтому я и говорю, что ситуация не изменится.

Арсюхин:

- С животноводством, с красным мясом очень интересная история на самом деле. Я вот сказал, что 10-12 лет окупаемость… При этом, все это развивается у нас слабо, потому что, допустим, белорусы дают кредит своим производителям на 12 лет под 2% при инфляции в стране, в прошлом году, 70%. У нас, как вы знаете, несмотря на субсидирование этого сектора, ставка кредита где-то приближается к 10%... Поэтому все очень плохо. На самом деле, крупное животноводство ведь имеет одно свойство – оно колоссально удерживает сельских людей у себя на местах… Ферма, какая бы она ни была роботизирована – это большое количество рабочих мест. И все-таки – если мы потеряем сектор красного мяса, если окончательно аргентинское и бразильское мясо, где объективно оно лучше, к нам хлынет, не столкнемся ли мы с тем, что у нас уже окончательно все выбьется в деревнях?

Салин:

- Ну, естественно, будут вымыты остатки деревни. Но, знаете, даже не в этом опасность. В нынешней ситуации, при инерционном развитии событий, русская деревня начала умирать еще при советской власти, а сейчас продолжает умирать. Но у нас в нулевые годы наметился один любопытный тренд – точнее, разворот прежнего тренда – люди стали возвращаться в сельскую местность из городов. Но не в эти деревни. Вот когда пошел крупный капитал в сельское хозяйство, стали создаваться крупные агропромышленные комплексы. В первую очередь, на юге, но сейчас, по-моему, это центральную Россию уже захватило. И туда люди стали возвращаться из городов. Квалифицированные специалисты, агротехники, которые привыкли жить в городских условиях, им в сельской местности предлагают и сливной туалет, и душ, и все прочее. Эти люди стали из городов возвращаться в сельскую местность и ее поднимать… И вот если эти агрохолдинги загнутся – это будет очень плохо.

Звонок от Евгения:

- Здравствуйте, я из Екатеринбурга звоню. У меня два вопроса. Существуют ли какие-то способы защиты отечественного производителя? Ну, скажем, те способы, которые не противоречат нормам ВТО и на какие отрасли они распространяются? И будет ли отечественным производителям продавать свои товары на запад?

Арсюхин:

- А вы в какой отрасли работаете?

Евгений:

- Продажа стройматериалов.

Арсюхин:

- А лично вы не боитесь каких-либо негативных событий в вашем бизнесе от присоединения к ВТО?

Евгений:

- На самом деле, тот товар, которым мы занимаемся, он экспортируется из России в некоторые европейские страны…

Арсюхин:

- Павел, действительно, вот когда начинаешь пытать, скажем, министра экономики на тему ВТО, он сразу выдвигает тот аргумент, что нам будет проще вывозить свои товары. Что можно на это сказать?

Салин:

- Я бы хотел сначала на первый вопрос ответить. Помимо квотирования – если рассматривать условия вступления России это самые распространенный способ в отношении крупной отрасли – вообще там предусмотрены другие нормы, но они носят чрезвычайный характер. Например, в случае чего Россия может фактически ввести монополию на торговлю алкоголем, в крайнем случае. Допустим, остаются пошлины на старые подержанные автомобили. То есть, это не переходный период, они снижают с 25% в течение долгого времени до 20% - и так и остаются. То есть, пошлины – еще один способ защиты рынка. Но эти способы исключительные – вот квотирование в отношении сельскохозяйственной продукции – это способ такой более объемный, более масштабный. Ну а что касается экспорта – здесь нужно смотреть каждую товарную продукцию, а даже не отрасль. Я, например, достаточно детально изучал последствия вступления России в ВТО для нефтехимической отрасли, там очень хитрая ситуация. Потому что европейцы, вот по большому счету какая ситуация? Нас с этим вступлением в ВТО сейчас вновь заставляют играть по новым, неизвестным нам, правилам. Потому что развалился Советский Союз – в СССР экономика была командной – монополия на внешнюю торговлю. И все наши производители действовали в этой парадигме. Они не знали, что можно с помощью пошлины квотирование защищать, потому что это не было необходимостью, все в командном порядке решалось. За 10-15 лет наши власти научились с помощью квотирования и пошлин защищать достаточно эффективно внутренний рынок. Теперь нам дали новое правило, по которым нам учиться играть еще ближайшие лет 5-10. А вот если смотреть нефтехимию – то вроде да – именно для российской нефтехимии последствия вступления в ВТО могут дать некоторый небольшой позитивный эффект. Но там очень хитрая ситуация в Европе. Там нужно платить европейским компаниям. Ты не можешь напрямую реализовывать свою нефтехимическую продукцию – ты должен иметь европейского посредника на территории, опять же вот сейчас там много вариантов действия, но ты обязательно должен платить европейской компании, которая зарегистрирована на территории Европы, действует по европейским правилам, получила там какие-то аккредитации и лицензии, чтобы иметь право торговать своей продукцией. Напрямую, даже если ты и член ВТО, ты торговать не можешь. Это тоже система защиты своего рынка, просто она по сравнению с пошлинами, квотированием и прочим, гораздо более хитрая. И на самом деле ВТО – это не система открытой торговли – это миф большой, которыми завлекают вот такие страны, которые не имеют иммунитета к этим западным схемам ведения бизнеса. Это просто новый уровень защиты рынка и гораздо более тонкий, более сложный по сравнению с пошлинами и квотированием. И в то же время пошлины и квотирование были гораздо более сложным инструментом по сравнению с советской командной экономикой. По большому счету, нам придется в ближайшие 5-10 лет осваивать новые инструменты для защиты собственного рынка.

Арсюхин:

- Вот вы сказали, что мы не знаем этих правил. Что мешало, как Китаю, который подготовил уже десятки тысяч специалистов, мы ведь даже от Евросоюза деньги получили на это…

Салин:

- Подготовка-то шла, и идет. Другое дело – мы 18 лет фактически шли к этому ВТО. И изначально там были какие-то мысли, наверное, в 90-е годы, что нужно готовить специалистов. В Китае было четко по годам расписано, когда они вступят и поэтому они успели подготовить специалистов. А у нас так ни шатко ни валко и в нулевые годы, когда начали уже прогнозировать лет на пять, уже привыкли к тому, что, ну, пять лет назад вступали, и через пять лет будем вступать, зачем нам надо кучу денег тратить… А тут – раз – и в течение года мы быстро вступаем. За год квалифицированного специалиста не подготовишь – нужно 3-5 лет…

Арсюхин:

- Я должен сказать, что я 12 лет был с нашей делегацией на переговорах по вступлению в ВТО в Женеве и я наблюдал всякий раз, что мы действительно просто проигрывали нашу переговорную позицию по АПК, потому что от АПК либо никто не приезжал, либо приезжали люди, которые были не в состоянии что-либо сказать.

Салин:

- Пока нет денег на то, чтобы вдолгую играть по этим правилам. Это же огромные деньги – лоббирование на международном уровне…

Вернемся к основной теме разговора – не экономика, а социальные последствия. Самый яркий пример – Россельмаш. В ВТО мы еще не вступили, а уже в начале июня у предприятия абсолютное затоваривание, оно практически встало, руководство официально заявляет, что из 8000 человек будет сокращать минимум 2000. По-моему, КАМАЗ заявил, что со вступлением в ВТО тоже полторы тысяч человек сократит. Правда, они заявляют, что это будет в основном управленческий персонал и все будет происходить постепенно, но мы знаем, как это бывает. То есть, вот вам прямые последствия для машиностроения – вступление в ВТО. Причем, которые наступили еще до официального вступления России в эту организацию. Почему? Потому что у Россельмаша никто не покупал технику – все ждали, когда мы вступим и пойдет дешевая импортная техника…

Арсюхин:

- Да, действительно, серьезно падают пошлины на иностранную сельхозтехнику и это, кстати, вредит не только Россельмашу, это вредит нашим белорусским друзьям… Там практически отрасли уже не будет, потому что придут западные компании с еще более дешевым товаром, с их системой сервиса, с их системой рассрочки платежа и тут даже в лизинг, я думаю, российскую технику уже будет не навязать. То есть, получается, вот мы с вами затронули два предприятия. На одном – увольняют 2000 человек, на другом – 1500. Эта цифра, кстати, прозвучала на конференции не уст ли руководства Россельмаша – 8 миллионов людей, которые потеряют работу дополнительно к тем безработным, которые уже есть?

Салин:

- Может, это был Константин Бабкин?

Арсюхин:

- Вот смотрите, 3500 человек мы с вами нашли уже как бы на раз. В начале эфира вы сказали, что 8 миллионов вроде как бы многовато…

Салин:

- Ну, это к 2020 году… Я не хочу касаться пессимистом, но к 2020 году при нынешней турбулентности, я уверен, что и ВТО не будет существовать. Проблема вступления в ВТО – это сейчас год-два. В ближайшие несколько лет нас ждут такие экономические потрясения, связанные с европейским кризисом и вообще с перемещением центра тяжести в Азию, азиаты не захотят жить по-старому, что вступление в ВТО забудется. Но два-три года это будет бить по людям конкретно…

Арсюхин:

- То есть, получается, что, может быть, аграрно-промышленный комплекс и не получит такого серьезного удара именно от ВТО?

Салин:

- Ну да. Им вот до 2018-2019 года отсрочили вступление. Может быть, это спасет их от негативных последствий вступления в ВТО. А что там дальше с ними будет, уже никто не спрогнозирует.

Арсюхин:

- Раз уж мы затронули тему распада ВТО, действительно, в самой штаб-квартире, в самой организации очень часто звучат голоса, особенно таких стран, как Бразилия, например, что фактически ВТО перестало выполнять свои функции и организация будет, видимо, самораспускаться каким-то образом… Как вы считаете, распад ВТО не будет ли еще более серьезным ударом по нам, чем присоединение к ВТО?

Салин:

- Вопрос в том, когда это произойдет. Мы, по-моему, уже в начале разговора упоминали о том, что после кризиса, вот первая фаза 2008-2009 годов, многие нормы ВТО не выполняются практически… То есть, все вводят протекционистские меры… Поэтому ВТО, по большому счету, если брать 2005 год, ее и сейчас уже не существует. Просто такие организации, как ВТО, не могут за три дня сгинуть. Процесс эрозии идет как вот процесс эрозии старого миропорядка, элементом которого является ВТО, идет достаточно медленно. И ВТО в 2005 году и ВТО сейчас – это две большие разницы. То есть, она распухнуть распухла, а реально влияния на мировую экономику оказывает все меньше. И будет это влияние уменьшаться. Ну, наверное, когда-то упразднят и ее. Как вот ОБСЕ. Что такое ОБСЕ в 1980-1985 годах, когда это реально была работающая организация… И что такое сейчас это ОБСЕ? Просто чиновники там просиживают штаны… И вот ВТО в этом направлении движется.

Арсюхин:

- А не получится, что вот мы вступили, за два-три года все разворуют у нас и выведут и все?

Салин:

- Будем надеяться, что нет… Я думаю, что вступление в ВТО начнет влечь за собой такие негативные социальные последствия, которые приведут к росту политического протеста и наши власти вывернутся и де-факто введут какие-то запретительные меры. И, поскольку запад заинтересован в стабильности нашего политического режима, он на эти запретительные меры будет закрывать глаза.

Оригинал материала: КП