Одиссея Яна Сперскиса. Часть I
14 Сентября 2002

• Версия для печати

Некоторых людей буйный XX век попросту затягивал в пучину непрерывных военных конфликтов, бросал из одной войны в другую, из страны в страну. Один из таких солдат, прошедших полпланеты, - Ян Михайлович Сперскис из Могилева, солдат Советской Армии и французского Иностранного легиона. По кличке «Бешеный».

Из литовских немцев - в русские евреи

«Дед мой считался богатым - имел два парохода, много земли, комбайны, трактора, наемных работников. Нас было семеро детей, я был младшим. Отец мой служил майором литовской армии, руководил гарнизоном в маленьком литовском городке Алитус. Там я родился, там мы и жили. Старшие братья были офицерами, служили в полиции. Я как раз поступил в гимназию, отучился в подготовительном классе. Был бойскаутом. Жили мы достаточно богато, в доме была прислуга. Мать не работала - среди жен офицеров это было не принято.

Советы пришли в Литву в 1940-м году, когда мне было семь лет. Помню, сидел дома, мать схватила меня за руку и поволокла на улицу. А там колонна красноармейцев идет - в буденовках, с винтовками-трехлинейками, вещмешками и в ботинках с обмотками. Наши солдаты только смеялись. Тогда был заключен договор, по которому литовская армия вливалась в Красную Армию на правах территориальных вооруженных сил. Так что для нас на первых порах ничего не изменилось. Уже потом, позже, началось разоружение литовского национального корпуса. Происходило это под предлогом «освобождения армии от реакционных офицеров».

Помню, в один прекрасный день неожиданно поднялась пальба, полетели разбитые окна. Мать схватила меня - и в подвал с нянькой. В то утро отец с братьями (они приехали в отпуск из Вильнюса) с утра ушли в артиллерийские мастерские. Больше я их не видел. Их окружили два взвода красноармейцев с двумя орудиями и двумя танками. Они отстреливались из табельного оружия и все погибли. Их в мастерских было человек двенадцать, продержались они минут пять. Красноармейцы вытащили меня с нянькой из подвала, родных я уже не увидел. Видел зато, как грабили наш дом. Меня посадили в грузовик и повезли в Вильнюс. Детей везли как пленных, даже в туалет не отпускали. В Вильнюсе - сразу на вокзал. Посадили в вагоны-телятники и повезли. Нам не говорили, куда везут, а если вообще что и говорили, так мы же все равно по-русски не понимали ни слова. Братьев и сестер разлучали, дети плакали, вокруг царили хаос и паника. В нашем «детском» вагоне, кроме нас, ехали еще католические монахини - тоже «враги народа».

Так нас привезли в Свердловск - там был сортировочный пункт. В свердловском спецдетдоме НКВД, где мы провели некоторое время, дети сразу разделились на «буржуев» и «мужиков». Мы, «буржуи», были детьми дворян, офицеров, торговцев и т. д. Мы успели получить какое-то образование, нас воспитали, привили какие-то манеры. А «мужики» были детьми полицаев, деревенских старост и прочей подобной публики. Собрались мы отовсюду - из Прибалтики, из Западной Украины и Западной Белоруссии, Бессарабии. Эти два детских лагеря очень враждовали - дрались, ножиками поролись. А вообще Россия произвела на меня тягостное впечатление - грязно, люди одеты бедно, нищета...

Затем нас, прибалтов, отделили и отправили в спецдетдом на Дальний Восток. Там были в основном литовцы; совсем немного латышей и эстонцев. Шла война, все ждали нападения японцев. Проходили военную подготовку, учились стрелять, собрали все бутылки и наполнили бензином и керосином, привязали тряпочки. До сих пор помню эти батареи «коктейлей Молотова» на подоконниках...

Там же, в детском доме, в школе, когда мы заполняли метрики, директор детдома, Макоев (сам он был осетин), нам сказал честно: «Дети, если вы укажете что вы литовцы, латыши, эстонцы, вы всю жизнь будете мучаться». Поскольку мы находились в Ленинске Хабаровского края, который относился к Еврейской автономной области, мы все записались евреями. Я взял тогда фамилию матери - Гольденберг - как раз совпало, что эта немецкая фамилия очень похожа на еврейскую. Так я, литовский немец, стал русским евреем.

Это был специальный детский дом для «детей врагов народа». Он входил в структуру НКВД. Там мы и учились - четыре класса образования. А когда исполнилось 14 лет, нам сказали: «Лазарь Моисеевич Каганович, в виде исключения, разрешил вам, детям врагов народа, учиться в железнодорожном училище. Но будете вы не путейцами и не машинистами, а только слесарями-вагонниками». И вся наша группа отправилась учиться на железнодорожников. Потом, после двух лет училища, нас отправили в Донецк - восстанавливать Донбасс. За это я получил свою вторую медаль. Первую - «За доблестный труд» - получил еще в училище. Потом работал на восстановлении Могилева.

В феврале 1953-го меня призвали в армию, в железнодорожные войска. Я с четырьмя классами образования оказался в нашем батальоне самый грамотный.

Из Германии нас отправили в Карелию. А в июне 1956 года, уже как опытных железнодорожников, направили в Познань, перекладывать трамвайные пути. Ночевали мы прямо в вагонах на улице, чтоб в казармы не идти. И вдруг как-то ночью влетает какой-то майор: «Мать вашу, вы спите, а в Познани контрреволюционный мятеж! Ваша задача - перекрыть такие-то улицы». Единственное, о чем сказано в приказе - не разрушать старинные здания, костелы и памятники. По большому счету особых боев не было, а мы так вообще в основном только документы у местных проверяли. Пострелять пришлось лишь один раз - там одну узкую улочку поляки перекрыли баррикадой и стреляли по нам из-за нее. Тоже мне, 1905 год устроили...

Я еле тогда от пули увернулся - за угол заскочил. За Познань мне дали польский крест «Виртути милитари». Затем, уже из дисбата (я тогда первый раз в дисбате был), отправили нас «добровольцами» подавлять «контрреволюционный мятеж» в Венгрию. Вот там пришлось повоевать по-настоящему, даже ранение получил. И за Венгрию тоже награду дали. Потом - снова дисбат, под Ленинградом. Ну а затем и началась вся эта заварушка в Африке».

Африканская одиссея

30 июня 1960 года бельгийская колония Конго (ныне Заир) объявила независимость. Во главе страны стал один из лидеров Национального движения Конго Патрис Лумумба. Он назначил командующим Форс Пюблик - Народной армии - своего родного дядю Виктора Лундулу, бывшего военного санитара. Начальником штаба стал сержант Жозеф Мобуту. А уже 4 июля солдаты независимого Конго вышли из-под всяческого контроля. По всей стране начались грабежи и массовые убийства бельгийцев. Но Советский Союз моментально признал независимость Конго, выделил десять миллионов долларов и отправил туда военную помощь - грузовики, военную технику, своих солдат и офицеров, в общей сложности - 3000 человек.

Операцию проводило Главное разведуправление Министерства обороны. Два военных транспорта, № 24 и № 26, вышли 3 июля из Кронштадта. На борту одного из них был Ян Сперскис. Всем советским солдатам выдали комбинезоны из «чертовой кожи», береты синего цвета, как у учащихся ФЗУ, и рубашки в клеточку - «канадки», как их тогда звали. Личного оружия не выдали, хотя в грузовых отсеках разместился целый арсенал - от ракетниц до зенитных орудий. На борту был и десяток бронеавтомобилей образца 1945 - 1950 годов. Над транспортами развевались флаги торгового флота СССР.

В плавании, которое длилось две недели, усиленно учили французский язык. Запоминали в основном технические термины по автоделу и железнодорожному транспорту.

Тем временем бельгийцы не стали терпеть насилия над своими соотечественниками. Да и сам Лумумба уже 9 июля обратился за поддержкой к Бельгии, с которой был заключен договор о военной и финансовой помощи. 13 июля 1960 года бельгийские парашютисты генерала Гейсена, высадившись в аэропорту Леопольдвиля Нджили, за 48 часов подавили мятеж конголезских солдат. В порт Матади вошли 4 бельгийских корвета и открыли огонь. Одновременно город бомбили самолеты бельгийских ВВС. Бельгийцы жестоко мстили за убийства соотечественников.

Ночью 18 июля 1960 года советские транспорты, не имея представления об обстановке (шли в режиме полного радиомолчания), вошли в порт Матади. Бельгийцы хоть и не ждали такого поворота событий, но не растерялись. По советским кораблям дали предупредительный залп, заставили бросить якоря, а затем всех, кто был на борту, интернировали. Катера бельгийского флота отвезли советских солдат на берег, там их посадили в товарные вагоны и в сопровождении вооруженных солдат отвезли в лагерь бельгийских коммандос среди джунглей, неподалеку от границы с Французским Конго. Бельгийцы за один день намотали вокруг лагеря колючую проволоку, поставили вышки с пулеметами и прожекторами.

Жизнь в лагере оказалась не слишком тяжелой. Кормили сытно, больным оказывали всю необходимую помощь, в палатках были вентиляторы и радио, а по вечерам в кино крутили французские комедии. Жили в больших тропических палатках, офицеры же отдельно - в щитовых деревянных домиках. Особо сильного контроля над пленными не было. Командиры твердили солдатам: «Родина про нас помнит, нас освободят», но месяц шел за месяцем, а родина про своих детей и не вспоминала. И вот группа из примерно 300 солдат, в основном прибалтов, решилась на побег. Раздобыли карту местности, из металлических прутьев от спинок кроватей сделали заточки.