Не тема для осуждения
31 Января 2014

• Версия для печати

Гелия Делеринс — о французском взгляде на личную жизнь первых лиц

Отношения Франсуа Олланда с его дамами интересуют французов значительно меньше, чем тех, кто вглядывается в президентские любовные многоугольники из других стран

Гелия Делеринс, Париж

Один из первых президентских поцелуев Франсуа Олланда предназначался Валери Триервейлер: известная журналистка немало сделала для его избрания Фото: Francois Mori, File, AP

Из окон моей редакции видна Эйфелева башня. Каждый отдел говорит на своем языке, мы вещаем на разные страны. Из новостей в последнее время хоть одна обязательно касается президента Олланда и его любовниц. То Валери Триервейлер (первая дама, теперь уже с неопределенным статусом) вышла из больницы, где отдыхала от измен президента и нервного потрясения. То появились фотографии гасконского особняка родителей Жюли Гайе — той, ради которой правая оппозиция издевательски предлагает ввести статус второй дамы. А то сам Олланд посетил обманутую подругу в больничной палате...

За перегородкой у нас — англоязычные коллеги. Они приходят к нам и возмущаются: как это французские журналисты во время пресс-конференции "не дожали" Олланда. У президента спросили, что происходит в его личной жизни, а он только и ответил, что, мол, у каждого в жизни случаются трудные времена. И все. Французы дальше не пошли, переключились на вопросы внутренней политики. Англичанам это непонятно. Им кажется, что надо было выяснить все подчистую, действительно ли он изменяет одной любовнице с другой (теперь уже известно, что да). И главное, что он собирается со всем этим делать. Страна имеет право знать, говорят они нам.

Санта-Барбара по-французски

"А из зала мне — давай подробности!" Так, буквально по Галичу, относится к случившемуся мировая пресса. Во Франции несколько таблоидов тоже с удовольствием обсуждают эти события, не пропуская ни единой интриги. И как сначала Франсуа Олланд расстался с Сеголен Руаяль, с которой у него четверо детей и на которой он не был женат,— расстался в самый острый момент ее политической жизни ради Валери Триервейлер. И как теперь выясняется, что то ли четыре месяца, то ли целых два года он изменяет Триервейлер с 40-летней актрисой Жюли Гайе. И как Гайе знакомила его со своей бабушкой, а у той, между прочим, замок в Гаскони, и не в замке ли дело... И как Олланд все не приходил и не приходил к покинутой сожительнице в больницу. Зато приходила к ней брошенная жена, Сеголен. И вот уже поползли слухи о еще одной даме — политической фигуре первого ряда,— а у той вроде бы тоже ребенок от Олланда. Просто Санта-Барбара, а не президент с его окружением!

Все это есть, но только в таблоидах, а французы обсуждают ситуацию все менее охотно. И опросы показывают, что рейтинги президента с его личной жизнью не связаны: как стояли на самой низкой за время Пятой республики отметке — около 22 процентов,— так и стоят. И подозрения в том, что история с любовницами была обнародована с "маркетинговыми" целями, сами собой угасли. Какой тут маркетинг, когда всем все равно.

Точно так же молчала Франция, когда у Франсуа Миттерана были не просто любовницы, а две полноценные семьи. И когда в разгар президентской кампании жена Никола Саркози уехала с любовником в Нью-Йорк, а их поцелуй был запечатлен на обложке Paris Match, это тоже мало кого взволновало, кроме самого Саркози. И когда он, только став президентом, сменил одну жену на другую, никто не ставил его к позорному столбу. Ну посмотрели на старые фото обнаженной Карлы Бруни и обсуждать перестали, приняли. Это и есть самый интересный вопрос — почему?

Любовь за свой счет

Почему англоязычная пресса считает, что это тема, достойная обсуждения (и осуждения), а французы молчат? И не только журналисты, но и общество. Журналисты понятно — в случае Миттерана все знали, но ждали знака, который должен был дать сам президент. Только тогда и опубликовали фотографии уже взрослой дочери, чье существование держалось в тайне. Но почему общество приняло новость о второй президентской семье безмолвно? Почему сейчас, в случае с Олландом, возмущаются только мои англоязычные коллеги? А французы отшучиваются в Twitter: дескать, продается мотороллер, почти совсем не использованный, с небольшим пробегом. Намек понятный — от Елисейского дворца до квартиры, куда Олланд ездил на мотороллере встречаться с Гайе, всего-то метров 150.

Когда Саркози женился на Карле Бруни, я жила в США. В день, когда телевизор объявил имя избранницы, мы были в гостях у друзей, университетских преподавателей (кстати, в той самой Санта-Барбаре — хотя Франция в тот момент была достойна этого названия в большей степени). Американские друзья с дотошностью ученых расспрашивали, как я отношусь к тому, что жена президента уезжает на каникулы с любовником, и каково мое мнение о первой даме, экс-любовнице Мика Джаггера, а мне было все равно, кто там кому изменяет. Мне было жалко, что Франция превращается для мира в развлекательное шоу низкого пошиба. Не знала я, что нас ждет.

Неужели же всем остальным французам не противно? По опросу IFOP для еженедельника JDD, из 1950 опрошенных только трое затронули тему личной жизни президента. Трое! Остальным эта тема не показалась интересной.

Неинтересно — это не значит, что французы оправдывают своего президента. У французского общества, как и у любого, есть собственные коды поведения. Когда заходит речь о национальных символах, а президент — как раз такой символ, эти коды срабатывают. Какие именно? В первую очередь воспитание. Дипломатия — не зря самая французская из наук. А первое правило воспитанного поведения — не замечать опрокинутого соусника. Вышел конфуз, сделаем вид, что его не видим. Чем постыднее ситуация, тем упорнее делаем вид, что не видим. Публичные покаяния неверных мужей во Франции невозможны. Уже упомянутый текст Галича напоминает историю Олланда лишь отдельными строками. Следующие — "Вот стою я перед вами, словно голенький" — не во французских привычках.

Кто-то вспоминает о монархическом прошлом. Мол, все дело в том, что у Людовика XIV и у прочих Людовиков были фаворитки и все жили дружно. Госпожа Ментенон воспитывала внебрачных детей короля и госпожи де Монтеспан, а потом сама стала его морганатической женой. И что французы так и живут по тем же правилам, несмотря на революцию. Но здесь скорее не Людовиков нужно вспоминать, а Мопассана и скупость французских крестьян. Нравы французов не волнуют — пока не трогают детей, остальное не имеет значения. Вспомним скандал с Депардье, который собирался было бросить на стол французский паспорт. Только кто-то стал осуждать, как сразу шикнули: пусть делает что хочет, его проблемы. Зато финансовая сторона дела вполне может обсуждаться!

Одно только праведное чувство просыпается во французской душе в сложившейся гривуазной ситуации. Это чувство оскорбленного налогоплательщика. Валери Триервейлер живет в Елисейском дворце. Пока она "подруга", то есть хоть и не жена, но, по крайней мере, официальная сожительница, все считают нормальным, что ее проживание оплачено из госбюджета, то есть за счет налогов граждан Франции. Правда, еще и до скандала один из граждан пытался возбудить в суде дело и отказать Триевейлер в гособеспечении. Но даже и его не волновало, что происходит в спальне Олланда. Просто он не хотел платить там, где платить не положено. Требовал, чтобы соблюдался закон. Но в целом, подумаешь, не женаты — во Франции еще много идейных наследников 1968 года, которым и в голову не приходит жениться. Это такое поколение. Олланд, кстати, тоже из него. Молодежь, правда, настроена более традиционно — снова по-старинному стали играть свадьбы, устраивают их в деревне у бабушки и готовятся к событию за год. Снова венчаются в церкви, той же бабушке, в свое время ездившей в Вудсток на праздник хипповской свободной любви, такое не пришло бы и в голову.

Теперь положение усугубилось. Триервейлер, оказывается, больше не подруга. Но и не жена тоже. Так почему те же налогоплательщики платят за восстановление ее здоровья в президентской резиденции Лантерн? Еще одна французская наука — философия. Все они, монархисты и республиканцы, сторонники свободы нравов и консерваторы, по крови и духу в первую очередь наследники Декарта, картезианцы. Им кажется, что так не бывает и не должно быть. И они, наверное, правы.

Что же касается власти и секса, то тут тоже все по-картезиански проанализировано. Ведь после Миттерана и Саркози был и Стросс-Кан. Тогда все уже обсудили: и является ли власть способом получения доступного секса, и как ведут себя французские депутаты, министры и прочие политики. Стросс-Кан в этом смысле был интересным объектом для наблюдения. Олланду с парой любовниц до него далеко, масштаб не тот. Да еще и на мотороллере ездит...

Адюльтер на высшем уровне

Есть еще один вариант ответа на вопрос, почему французы не осуждают проштрафившегося президента и не требуют от него публичного покаяния. Он такой: это не комильфо.

Понятие это нешуточное. Как известно, ЮНЕСКО не так давно объявило французское застолье нематериальным наследием человечества. Не еду, заметьте, а именно застолье, то есть целую систему кодов, в которой характер нации проявляется как ни в чем другом, где одна церемония следует за другой, а за столом все точно знают, в какой момент и о чем можно говорить, когда поднимать бокал, а когда встать из-за стола. Так вот, Олланд и его дамы нарушили веками заведенные коды, а значит, нечего и обсуждать. В чем нарушили? Ну как же...

Принято, во-первых, чтобы президент изменял жене, а не любовнице, это раз. Жене полагается принимать это как данность и не выносить сор из избы, это два. Она, кстати, и сама имеет право изменять, но тоже за закрытыми дверьми. В этом смысле полное равноправие (и — да здравствует революция, поскольку, как бы высок ни был ранг, вопрос о наследовании трона все же не стоит). А вот когда обнаружилось, что все три невестки короля Филиппа Красивого замешаны в адюльтере, то вот тут французский мир пошатнулся. Тогда и выдумали лилию как символ французского королевского дома — нужно было найти что-то чистое, чтобы заставить забыть про всю грязь.

Жюли Гайе на красной дорожке Каннского кинофестиваля Фото: REUTERS/VOSTOCK-PHOTO

Напомним эту историю. Все три невестки короля Филиппа Красивого были уличены в измене мужьям. Красивые бургундские девушки, чье присутствие придало французскому двору дух молодости и веселья, похоже, увлекались английскими офицерами. Они были заключены в башню, где одна из них, Маргарита Бургундская, жена старшего дофина, погибла от голода и холода (принцесса жила на верхушке башни босая и в рубище). Другой, Бланш, удалось какое-то время прожить в монастыре, куда она была заключена, а третьей, Жанне, вменяли в вину только пособничество двум первым, так что дело ограничилось заключением. Развестись с ней дофин не решился — пришлось бы отдать графство, полученное в приданое. Зато рассказ о королеве, заключенной в башню, предававшейся там дебошу и сбрасывавшей тела любовников в мешках прямо в Сену (уцелел только профессор Сорбонны Буридан), стал легендой. Это о ней поет Франсуа Вийон в "Балладе о дамах былых времен": "Где королева, чьим веленьем// Злосчастный Буридан казнен,// Зашит в мешок, утоплен в Сене?"

После адюльтера такого размаха что такое ночные поездки Олланда к актрисе второго плана? Когда Триервейлер говорит, что ее не любят, как Марию-Антуанетту (казненную во время Французской революции супругу Людовика XVI), все пожимают плечами. В истории эта полукомедийная ситуация явно не останется, на политику какое-либо влияние вряд ли окажет — разве что Валери Триервейлер разгласит в отместку какие-то страшные тайны. Последнее, кстати, исключать нельзя: газеты уже передают ее комментарии по поводу непопулярности неверного возлюбленного. Смысл следующий: вот, мол, и поделом, пусть побудет на моем месте.

Обманутая подруга тоже ведет себя не подобающе принятым в стране кодам — сначала пыталась пойти за советом к предыдущей подруге, почти жене, у которой и увела Олланда (к Сеголен), затем и вовсе слегла в больницу, а теперь принимает соболезнования и рассылает твиты. Это хуже, чем перепутать порядок вин за обедом! И пока весь мир разбирает, виновен Олланд или нет, Франция развлекается тем, что рассматривает гобелены в Елисейском дворце. Оказывается, весь состав правительства выслушивал на прошедшей неделе речь своего президента, произнесенную на фоне пикантной сцены. На гобелене изображено представление новой наложницы царю Персии. Вот это в глазах Le Figaro, обнародовавшей сюжет, важно. В статье рассказывается история Эсфири и царя Артаксеркса, которому стала неугодна строптивая и заносчивая жена. Такое ведь нарочно не придумаешь. Газета еще и намекает, что среди политиков мифологическую сцену никто не прочел. А вот среди журналистов есть еще образованные люди... Но главное — историческая и даже мифологическая перспектива событий: словом, скандал забудется, Франция останется — статью о гобелене можно трактовать и так.

И все-таки критику в адрес Олланда и ситуации Гайе — Триервейлер я услышала. Глас народа прозвучал во время недавнего транспортного коллапса в Париже. Парижане привыкли, что их транспорт либо ломается, либо бастует. Ведут себя в переполненных вагонах и автобусах сдержанно, стараются не срывать на других недовольство жизнью и неудачное начало рабочего дня. В этот день полностью встала центральная линия метро, пересекающая город с востока на запад. На площади Nation такси брали штурмом. Переполненные автобусы старались вместить еще хоть одного-двух пассажиров и тоже не двигались с места. "Так вот почему президент ездит на мотороллере,— раздался вдруг едкий старческий голос.— Метро-то не моложе меня. Все ломается и ломается! Я тоже себе куплю мотороллер!" "Так ведь ему было недалеко ехать!" — по автобусу пошла волна смеха. "Да нет, идея хорошая, только мотороллер покупайте отечественный! — поддержал кто-то вредный с задней площадки.— Да и президенту пример — если уж ездит к актрисам, так пусть хоть поддерживает родную промышленность!" И с Олланда все дружно переключились на госбюджет, пенсионную реформу и фермера, который как раз в эти дни вывалил перед парламентом целый грузовик навоза в знак несогласия. Наверное, поэтому французы и не спрашивают у Олланда, что он собирается делать со своими дамами. У них просто другие проблемы.

Источник: "Ъ"

****

Бывшая спутница президента Франции: «Жизнь перестала существовать в один миг»

Валери Триервейлер рассказала о расставании с главой государства

«Как будто что-то оборвалось… я будто упала с небоскреба…» - именно так бывшая первая леди Франции Валери Триервейлер описывает свой разрыв с президентом республики Франсуа Олландом. Отрывки из первых откровенных интервью с бывшей спутницей французского лидера приводят Le Parisien и Paris Match. В беседе с журналистами Триервейлер заявила, что намерена начать «нормальную жизнь» и, возможно, сесть за работу над собственной книгой…

Во время благотворительной поездки в Мумбаи бывшая гражданская супруга французского президента Франсуа Олланда Валери Триервейлер дала пару интервью, в которых поведала о своих переживаниях насчет громкого расставания с главой государства. «У нее было бледное лицо и усталые черты лица», - описывает Le Parisien француженку, которая около девятнадцати месяцев была первой женщиной страны. Во время поездки Триервейлер испытывала «огромное напряжение», замечает издание, однако она то и дело переписывалась SMS-сообщениями с бывшим гражданским супругом. «Он интересуется, насколько хорошо организовано путешествие, и спрашивает о моем здоровье», - признается Триервейлер журналистам.

Несколько дней назад французский президент публично – в интервью с журналистом Agence France-Presse – признал проблемы в своей личной жизни и заявил о расставании со своей спутницей. «Я хотел бы объявить, что наши отношения закончены», - заявил Олланд, добавив, что говорит об этом как частное лицо, а не как глава государства. Триервейлер вспоминает о том, что испытала, увидев эту короткую и сухую новость: «Эти были всего лишь восемнадцать слов – почти по слову на каждый год, который мы провели вместе со дня его избрания президентом… Нужно два человека, чтобы любить друг друга, но всего один – для того, чтобы расстаться».

Что испытала первая леди, когда увидела скандальную новость в таблоиде Closer о неверности своего гражданского мужа? «В один момент жизнь перестала существовать, - говорит Триервейлер. - Как будто что-то оборвалось… Конечно, это не первое расставание в моей жизни, но оно было жестоким, потому что все происходило публично. Я слышала сплетни, все говорили об этом… а я обычно слушаю только себя и я не обращала на слухи внимания. Но когда я узнала, что произошло, я как будто упала с небоскреба...» Как известно, история с новым увлечением Олланда получила огласку в тот момент, когда таблоид Closer опубликовал фотографии, доказывающие неверность французского президента.

«Это может показаться странным, но я еще не пережила период кризиса, - рассказывает журналистам Валери Триервейлер. - Сейчас я бы хотела вести нормальную жизнь. Я знаю, кто я, я могу взглянуть в зеркало – я свободна… Я испытываю скорее разочарование, нежели гнев, но я не исключаю, что буду писать книгу… Если я больше не первая леди, это не значит, что жизнь остановилась…» Также в интервью Paris Match экс-подруга Олланда рассказала, что намерена продолжить свою благотворительную деятельность, ради которой она отправилась в Индию. «Я никогда не любила золото Елисейского дворца, - признается Триервейлер. – А Индия – это возможность вернуться к свободе, которая далека от мира политики, полного лжи и предательства. Я, только я ответственна за то, кем я являюсь, и за то, что я говорю… Нельзя утверждать, что я не чувствовала ничего хорошего за эти девятнадцать месяцев….»

Источник: МК