Лимонов нуждается в психиатре
10 Июля 2002

• Версия для печати

«Известный писатель Лимонов» ждет суда в знакомой мне тюрьме города Саратова. Завтра Лимонова начнут судить и могут на полном серьезе прописать ему срок 15 лет - «за терроризм». Тюрьма уже подействовала на него отрицательно. В книгах, написанных в Лефортове, появились признаки графомании, исчезла свежесть.

Охраняют тюрьму совсем не жестокие менты, и если бы у Лимонова был адвокат из местных, то писателю перепадали бы и свидания, и передачи вне очереди. Но его адвокат - Сергей Беляк, московский товарищ, который с раздражением понимает, что суд неминуемо затянется и ему придется терять время и деньги на процессе, который не принесет ему ни богатства, ни славы.

Сидя в Лефортове, Лимонов накатал шесть произведений, два из которых днями вышли в свет: «Моя политическая биография» и «Книга воды». Одна книга плавно перетекает в другую. В них, как и в других книгах Лимонова, действуют одни и те же герои, главным образом он сам, каждый раз начинающий повествование с очередной женщины и фразы: «Тогда я жил с Магги в Венеции...» Впрочем, имя женщины подставляется любое, как и место действия. Главное, что действие одно и то же: сладостное соитие. А затем - война.

«В Венеции я увидел впервые член мужчины в женщине, из которой я только что вышел сам. Это было удивительное озарение. Снизу текла моя сперма. Волосы слиплись». Это Лимонов прикидывается, что впервые участвовал в любовном «трио». Стесняется он говорить с русским читателем и о том, какие неприятности принесла ему знаменитая книга «Это я, Эдичка», когда он сдуру издал ее в России. На старости лет в нем прорезалось ханжество. Он был гомосексуалистом на Западе, в России он хотел быть националистом. Но не таким, как все, не бессмысленно-злобным на всех «жидов и чурок», а великим русским. Боже, чего не привидится писателю, который не знает жизни!

Прочитав обе последние книги Лимонова, я пришла к осторожному выводу: прежде чем судить писателя, надо ему все же предоставить врача-специалиста. Нельзя судить этого человека без психиатрической экспертизы. Соратники Лимонова, патриоты, национал-большевики, наверное, против, думая, что ее результаты дискредитируют их идеи. Да и сам Лимонов, похоже, хочет принести себя в жертву Истории. Но гуманизм требует признать: он болен. И давно.

Как создавалась НБП?

Завоевав Западную Европу своей гомосексуальной драмой «Это я, Эдичка», Лимонов получил «маршальские погоны» в эстетской гомосексуальной тусовке европейского Запада, заработал денег и, соскучившись, приехал в Россию, чтобы учить русских быть патриотами. «Состав двух Советов общим числом 3300 человек угробили Великую Родину, оставив себе вечную мерзлоту, худшие земли. Дело в том, что их не воспитали должным образом в восхищении перед завоеваниями России, перед воинской славой солдат, полководцев и царей и большевистских цезарей», - пишет он в «политической биографии». Ну что ж, как он, считают многие. Лимонов, однако, не просто считал, он действовал, за что и угодил в тюрьму, в отличие от остальных патриотов, которые заседают в Госдуме. Именно это и показывает, что те, которые заседают, - здоровые, а Лимонов - больной.

«И я понял, что никто не исполнит мои советы лучше, чем я сам. И я решил вмешаться в Историю лично». В 1992 году Лимонов в одном из интервью дал позывные: «Ищу свою банду, чтобы примкнуть». Примкнул он в коммунистам и анпиловцам - к кому же еще?

Получив на первой же большой встрече с патриотически

настроенными массами вопрос в лоб: «Это вы, Эдичка, давали негру на пустыре возле помойки в заштатном западном городишке?» - Лимонов сильно обиделся и покинул Россию на некоторое время, чтобы успокоиться с оружием в руках на Балканах, в Приднестровье и Абхазии. Получив грязное обвинение, что ты - пидор, надо было доказать себе, что ты мужчина.

Вернувшись, Эдуард некоторое время еще братался с коммуно-патриотами: Зюгановым, Анпиловым и Жириновским, а потом решил создать свою партию, потому что вышеперечисленные традиционные герои патриотического эпоса Эдика почему-то отринули.

У Эдика появились новые друзья, в основном очень молодые. «В конце 1993 года стало ясно, что нужно создавать новую партию с нуля. С зеро. С людьми новыми и вовсе не политическими. Два таких человека у меня были. Философ Александр Дугин и студент юридического факультета Тверского университета Тарас Рабко». Дугин уже имел опыт патриотизма - он состоял в «Памяти». А Тарас Рабко был совсем свежак - 19 лет, без всякого политического опыта.

Партия Лимонова НБП создавалась по испытанному гомосексуальному принципу: все должны крепко любить лидера. Но как бывает в жестоких романах, любовь сменялась предательством, и всюду была кровь. «Два моих партнера, Дугин и Рабко, оказались друг другу противопоказаны. Один: высокомерный, с манией величия, поддерживаемый женой и учениками, эрудит и поэт (он поэтизировал последовательно фашизм, православие, староверие, математику Ляпунова). Второй - мальчик-мажор из провинции... Как-то в гостях у художника Виграновского Дугин разбил тарелку на голове у Тараса Рабко».

«Два друга моей революционной юности, каждый из них в свой черед, оказался ренегатом и каждый - предатель Национал-большевистской партии, проецируются сами собой на свежей, цвета телячьего дерьма, стене камеры Лефортовской тюрьмы...у Дугина тело татарского мурзы, как у Бабурина. Полный, щекастый, животастый, сисястый, бородатый молодой человек с обильными ляжками». Дальше наблюдения над партийными товарищами приводят Лимонова из тюрьмы на виртуальную встречу 1994 года на дискотеке «Мастер», где проходил фестиваль «Экстремистской моды». «Тогда Дугин был одет в галифе и туфли!» «Ученик Дугина - Карагодин - был одет в черный костюм нациста, взятый напрокат в театре, а Тарас Рабко щеголял шинелью и буденовкой красноармейца.»

Умилительное внимание партийца к особенностям маскарада своих соратников обнажает нечто женское в Лимонове, от которого он бежит в войну, к оружию, к свалке и свальному греху, где мужчины, женщины и он сам свинячат по-черному.

Вся «политическая биография» наполнена страданиями по поводу разрыва с Дугиным и Рабко. Дугин струсил и не стал принимать участие в «экшен», которые практиковали в НБП, а Тарас Рабко и вовсе ушел работать в Генеральную прокуратуру, где, говорят, трудится и по сей день. Наверное, шокирован тем, что Лимонов его вспоминает в подробностях, хотя Тарас просил забыть его имя.

НБП совершила несколько хулиганских акций в бывших республиках СССР. Некоторые мальчики из-за Лимонова сели в тюрьму, и на большие сроки. Например, в Латвии ребята Лимонова из НБП залезли на Домский собор и оттуда размахивали деревянной гранатой. Они получили по 15 лет, и только самый юный - 5.

В Севастополе они сорвали украинский флаг с мэрии и водрузили вместо него российский.

А потом лимоновцы начали готовить переворот в Казахстане, желая отторгнуть земли Северного Казахстана, населенные русскими, от остальной территории республики. Подробно это описал в № 2 и № 3 газеты «Стрингер» соратник Лимонова Артем Акопян. Материал назывался «Как я делал революцию в Казахстане». Кстати, по поводу этого талантливого материала наша редакция имела мелкую неприятность от друзей Лимонова: нам прислали письмо «соратники» Лимонова, в числе которых оказался и небезызвестный Гейдар Джемаль. Они потребовали от нас прекратить публикацию, хотя Акопян никаких особых тайн не раскрывал, да и конспирация у Лимонова в партии была как у Иванушки-дурачка. Почему требовали прекратить публикацию - теперь понятно: сидя в тюрьме, Лимонов сам пытался написать о том, что готовилось в Казахстане, но не успевал и пытался заткнуть рот Акопяну. Увы, как позже выяснилось, Акопян написал талантливее и откровеннее. Хотя и не писатель вообще. У Лимонова получилось хуже. Никто его не взволновал, как Дугин.

То, что Лимонов - никакой не страшный большевик, а человек романтический, принимающий воображаемое за действительное, мало считающийся с реалиями жизни, видно из его наивных политических открытий, которые он сделал, например, баллотируясь в Госдуму в городе Твери. Какого понимания он искал в Твери от бабушек, которые его спрашивали, «за Зюганова» он или «за Жириновского»? Оказывается, электорат в провинциальной России не в силах оценить тонкого кандидата, «с нюансами». Электорат знает только Зюганова, Жириновского и Ельцина. А если ты не идешь в тени одного из этих троих, то обречен на провал. «Именно они - пенсионеры - обрекли нашу избирательную систему на безальтернативность», - делает вывод писатель.

Один мой приятель сформулировал беду, постигшую Лимонова, гораздо остроумнее: «Если бы в выборах участвовал Чикатило, то народ проголосовал бы за него. Потому что слышал его фамилию».

Фамилию Лимонова в Твери не слышали и, к счастью для него, не читали «Эдичку».

Потом Лимонов сделал еще такие же горе-открытия. «С задачей восстания радикальная оппозиция явно не справилась. Она справлялась с задачей проведения манифестаций». И за это Лимонов, не прошедший в Госдуму, куда он зачем-то страстно стремился, клеймил ренегатов: Зюганова, Анпилова, Жирика и других, менее известных, но крепко вцепившихся в свое «оппозиционное благополучие».

Историческое преимущество Лимонова над соратниками заключается в том, что он - сумасшедший и доигрался до тюрьмы. А это уже серьезно. Принесенная им на алтарь Отечества жертва дает право чего-то требовать от других, от тех, кто на свободе. В общем-то, ему пытаются помочь знакомые. Говорят, Проханов выделил 10 тысяч долларов на оплату адвокатов, ведь Беляк работал совершенно бесплатно. Другие приятели, еще по Харькову, пытаются выдвинуть книги Лимонова, написанные в тюрьме, на Нобелевскую премию. Что, конечно, смешно. Лимонов совершенно исписался и бубнит одно и то же про половую жизнь с Аней, Еленой, Наташей Медведевой, а также тремя-четырьмя не достигшими совершеннолетия соратницами по партии. Но иногда сознание возвращается к нему, и он вдруг совершенно трезво пишет:

«Русский национализм так и остался сектантским гитлеризмом, основанным на первичных эмоциях неприязни к «жидам», к иностранцам, к «чуркам», словом, на тех чувствах, которые являются идеалом маргинальных пацанов, простаивающих вечерами у метро в своем спальном районе». «Я достаточно на них насмотрелся: РНЕ, НРПР, Лысенко, ФНРД, Касимовский, Лазаренко, Иванов-Сухаревский...Самые молодые играли в штурмовиков, те, кто постарше, - в лабазников общества Михаила Архангела. Аргументация у тех и у этих была времен дела Бейлиса или Протоколов Сионских мудрецов».

Про удачливого Баркашова: «Впоследствии выяснилось, что Баркашов полностью копирует поведение Гитлера в 1925 году - объявив о своей поддержке Ельцина, он надеялся, что, как и старый Гинденбург, Ельцин призовет его, Баркашова, однажды на царство».

Понял Лимонов и захудалую истину, доступную самым средним газетным публицистам: «У 1994 году стало ясно следующее. В России не оказалось политической силы, способной противостоять агрессивной коалиции старой номенклатуры с новыми либералами».

Только средние газетные публицисты сделали правильный вывод: надо пользоваться щедротами этой коалиции, а Эдичка хотел ее сокрушить.

Акции НБП были кстати спецслужбам

Личным позорищем Лимонова, о котором он, как и многие другие приверженцы национализма, не стесняясь признается, оказалось его желание встать под крыло Лубянки.

Националисты, и многие из них мне признавались, вообще хотели добиться, чтобы их «романтический гитлеризм» стал официальной идеологией России. Под гипнозом этого идиотизма Лимонов сделал попытку получить от Управления ФСБ по борьбе с экстремизмом разрешение на все свои акции в бывших советских республиках, где угнетают русское население. Лимонов, считая акции «полезными для России», думал, что официальная власть просто стесняется действовать грубо. «В свое время то, что я ему предложил, делал спецотдел КГБ. Сегодня это могли делать мы», - пишет он о своей встрече с неким генералом ФСБ Прониным. Но Лимонов просчитался: генерал ФСБ Пронин, который руководил тогда управлением, отказался от услуг Лимонова, посетовав, что экстремисты только вредят международным отношениям России с бывшими республиками.

Надо сказать, что у ФСБ нет отбою от услуг националистов, скинхедов и прочих экстремистов - выбирай любую группировку и работай с ней. Все хотят дружить с властью: и примерные граждане, и хулиганы.

По-видимому, Лимонов попал в совместную разработку к спецслужбам России и Латвии, которые мирно помогают друг другу справиться с политическими трудностями.

Акция в Латвии оказалась, например, весьма кстати латвийскому правительству. В это время развивался скандал с министрами-педофилами. В день, когда единственный раз в году в Домском соборе иерархи всех христианских конфессий должны были провести ежегодную службу, иерархи готовились громко отказаться от этой службы в знак протеста против министров-педофилов. Именно в этот день четверо лимоновцев, ведомые спецслужбами Латвии от самой границы, забрались на колокольню Домского собора с деревянным муляжом гранаты и размахивали им, угрожая взорвать в знак притеснения русских чекистов в Прибалтике. Тут все разом забыли про «педофильный скандал» и стали возмущаться «российским экстремизмом». Эта тема целый год занимала всю латвийскую прессу. Так Лимонова разыграли втемную спецслужбы двух дружественных стран.

60-летний писатель, сидя в тюрьме и подсчитывая прорехи своей яркой жизни, подобно маркизу де Саду, практически ни о чем не жалеет. В «Книге воды» он дает совет юношеству: «Вглядываться в дальние дали полезно для глаз и для мании величия. Вообще, мой совет - пестуйте свою манию величия! Всячески культивируйте свое отличие от других людей. Нечего быть похожими на эту скучную чуму».