КАК СПАСТИ МИЛЛИОН. Часть I
14 Июля 2001

• Версия для печати

Алексей Шведов - журналист, который проводит в Чечне большую часть своей сегодняшней жизни. В процессе разговора как будто рисует в воздухе панораму местности, исхоженной вдоль и поперек. Ездить на войну - его работа. Или образ жизни. Он возит туда западных журналистов - именно потому, что знает там всех и все. А это - практически стопроцентная гарантия безопасности и выполненной работы.

...Я опрометчиво решил, что путешествие в Чечню с негром двухметрового роста в кожаных брюках и серебряных цепочках пройдет тихо и гладко. И даже не стал гнать от себя подобные крамольные мысли, хотя знаю, что это надо делать немедленно.

Вторая большая съемка после Шатоя была запланирована в Веденской долине.

Ведено - родное место Басаева и Хаттаба, они жили там в течение долгого времени, все об этом знали - в том числе, естественно, и русские спецслужбы... Однако поймать их почему-то не представилось возможным. Собственно говоря, после начала активных боевых действий под названием «вторая чеченская» никто из боевиков не уходил из Веденского района.

Они оставили свои дома в Ведено и переместились куда-то в соседние деревни, в частности, например, в Дарго...

В Чечне очень мало мест, где я не был. Одно из них - Дарго. Потому что всем известно, что Дарго - это такая зона, где живут Хаттаб, Басаев и все остальные.

Ездить туда просто неприлично: никому не хочется кончать жизнь самоубийством.

Именно поэтому для меня остается абсолютно загадочным, зачем пермский ОМОН понесло в Дарго. Кто был инициатором этого похода? Погибли те, кто мог об этом рассказать...

Блокпостов при въезде в Веденскую долину нет. Единственный блокпост - на выезде из Шали, довольно либеральный. А дальше - вся долина свободна. Проезжай!..

Мы спокойно въехали в Ведено, и началась обычная работа. Стэнли снимает людей, коз, коров...

Поскольку это родовое село Басаева, оно, видимо, поэтому и разбомблено меньше всех.

Какая-то загадочная логика, сюрреализм этой войны: в остальных чеченских селах целого дома не найти, а особняк Басаева, огромный, с двумя прудами, метров по пятьдесят - под стерлядь, стоит себе...

Роскошные деревянные, по заказу сделанные рамы. Стоят какие-то доски. Паркет приготовлен для укладки. Что-то еще. Поскольку впервые я попал в этот дом, когда его еще растащить не успели, то ясно увидел, что до последнего момента Басаев был уверен: в дом никто не полезет.

Басаева трудно назвать неразумным человеком. А разумный не будет строить дом, если будет знать, что жить там ему не придется.

Позже (этого я уже не видел) туда бодро въехала военная комендатура и с комфортом обосновалась. Но вдруг прилетел начальник, фамилию которого не удалось установить.

- Что за домик такой?

- Это басаевский дворец, - ответил наивный комендант.

- Дворец? Взорвать!

Бедная комендатура всю ночь таскала оттуда топчаны и все остальное. Дальше непонятно, кто взорвал, потому что делать этого не хотелось никому. Но пришлось выполнить приказ.

А дом Хаттаба стоит - приходи, Хаттаб, полюбоваться.

Помню, заехав очередной раз в Ведено, я начал просить своих знакомых чеченцев, чтобы позвали Басаева чайку попить, а еще лучше Хаттаба. Хотелось сделать материал...

И тут я вспоминаю, что у Хаттаба была жена-чеченка родом как раз из Ведено. И как-то невзначай говорю:

- Может, он у жены?

- Сама жена тут, надо у нее спросить... Правда, она журналистов не любит, но поскольку все тут кореша, я попробую поговорить.

Возвращается мой чеченец только к вечеру с потерянной физиономией, говорит:

- Опоздали... Только сегодня утром уехала.

Есть свидетели, что Басаев неоднократно приезжал в Ведено на своем джипе, причем уже после ранения, с перебитыми ногами - сам за рулем.

Все чеченские информаторы регулярно докладывают начальству о его появлении.

- Два часа тому назад был. Вот здесь. Все видели.

Проверяют информацию. Факт: был. Точно Басаев. Точно два часа назад.

- Шесть часов тому назад видели, вот там прошел. Один, без охраны. Но шесть часов тому назад.

Про передвижения Хаттаба достоверно никто ничего сказать не может.

В дом Хаттаба нас со Стэнли все-таки отвели. На стенке у него висела фотография старой чеченки. Думаю, портрет тещи главного боевика.

Это единственный документ, который мы нашли.

КАПИТАН ГАДЮКИН СНОВА В СТРОЮ

...Ну а мы продолжаем путешествие по территории Веденского района.

Это самая жесткая часть путешествия. Рядом горы. Чтобы не терять время, мы мало где останавливаемся.

Ощущение, что прокачу негра без ареста, меня не покидает.

И вот перед нами совершенно безобидное место, даже не пост, просто военные выставляют свою «сигналку», чтобы проверять подозрительные машины.

Главное, мы сначала проехали его, заехали в Элистанжи - очень быстро, потому что все истории про заложников так или иначе связаны именно с этим местом: Хатуни, Элистанжи...

Рисковать не хотелось. Когда в Хатуни назначили российского мэра, его убили прямо перед блокпостом.

Нормальное, добротное чеченское село. Посторонние в эти села не лезут. Существует предание, что там толпами ходят боевики с оружием в руках.

Я такого не видел, но именно там мне удалось сделать несколько очень хороших интервью с молодыми ребятами, которые выходили из Грозного. Это были очень любопытные, долгие разговоры, они много знают.

Стэнли поснимал немного, и мы двинулись в обратный путь.

Тут начинается классическая история. Льет дождь, с тихой «сигналки» кто-то машет рукой, водитель смотрит на сопровождающего, говорит: «Ну что, проедем?»

Сопровождающий на предложение не реагирует, потому что работает с западным корреспондентом впервые. Он выходит из машины, спрашивает солдат: «В чем дело?»

Как обычно, что-то начинает объяснять, машет руками...

В этот момент появляется очередной капитан Гадюкин, заглядывает в машину через стекло и, конечно же, Стэнли не видит. Замечает меня. Начинаю беседовать:

- Здрасьте, товарищ капитан! Не чеченцы. Не Хаттаб. Все свои.

Но надо же мне было не разглядеть, что к другой двери в этот момент подкрался очередной Гадюкин...

Хорошо, что сразу не застрелили. Военные плохо относятся к арабам.

С криком «Здесь араб!» майор Гадюкин бросается к КПП.

А в это время проезжал мимо человек неопределенного воинского звания. Слышно, как он отчетливо отдает приказ: «Доставить в штаб!» - и уезжает дальше, потребовав «лично доложить начальнику штаба и мне».

Я понимаю, что пора пускать в ход тяжелую артиллерию. Вылезаю.

- Ребята, вы чего? Вот наша аккредитация, вот наш сопровождающий, мы ничего не нарушали, он не араб. Вы разве не видите, что он француз? Вот, в аккредитации написано, из газеты «Либерасьон».

- Ах, француз? Тем более араб!

В общем, дискуссия вялая. Ясно, что никто не хочет нас задерживать. Двое стоящих на посту - ребята тертые, они прекрасно понимают, что занимаются бессмысленным делом. Не за что нас задерживать. Они делают слабую попытку отпустить нас.

- Ребята, вы давайте как-нибудь потихоньку...

Но тут вмешивается еще один военный:

- Слушайте, я бы вас отпустил, но у меня приказ.

Все. Кончилось наше везение.

ВОЕННАЯ ТАЙНА

Под конвоем какого-то «уазика» нас везут в штаб. Кто когда-нибудь ездил по тому, что называется военной дорогой, понимает, что занятие это не для слабонервных.

Дороги как таковой не существует. Ее раскатывают гусеницами танков и БТРов, чтобы они же и могли проехать к месту дислокации.

Ситуация кислая. Если удастся каким-то образом отбрыкаться в штабе, то все равно наша машина обратно по такой дороге не пройдет: кругом непролазная грязь...

Нас достаточно вежливо просят пройти в штабную палатку. Я в спортивных тапочках, Стэнли - в кожаных штанах и кроссовках. Но делать нечего. Оставляем наши вещи в машине и бредем за «конвоем».

Заводят нас в какой-то отдел, располагающийся, естественно, в палатке. И начинаются бесконечные и одинаковые в каждой следующей инстанции разговоры:

- Кто это?

- Журналисты.

- Аккредитация есть?

- Есть аккредитация и сопровождающие.

- Зачем доставили?

- По приказу такого-то.

Глубокая пауза.

- Отведите налево (или направо) в пятую палатку... в третью... в восьмую...

Дальнейшее ясно. Очевидно, что нам ничего нельзя предъявить, мы ничего не нарушали. Следовательно, нет оснований для задержания. Влипли на все сто...

Что делает любой бюрократ в такой ситуации, тем более бюрократ военный? Сбрасывает дело наверх. Постепенно, по инстанциям.

В Чечне выше Ханкалы только Ханкала.

Правда, нас еще можно отправить в Москву, но обычно этого не происходит. Поэтому будут сейчас связываться с Ханкалой.

Все это очень сильно портит настроение. Скоро стемнеет, время уходит. Если удастся наладить связь с высоким начальством, неизвестно, чем вообще закончится поездка.

А пока нам предлагают подождать в палатке под очередным порядковым номером. Она представляет собой некое слегка углубленное помещение, накрытое совершенно худым брезентом, через который просачивается вода. В центре сооружения огромная «песочница».

Пока я предаюсь горьким мыслям, мой «араб» глубокомысленно изучает «песочницу». И вдруг я понимаю, что перед ним просто гигантский планшет. Подхожу и вижу, что это совсекретная схема части. Аккуратно вылеплены все холмы, указаны места расположения орудий, складов и все остальное.

Рядышком скучает боец, который нас охраняет.

Стэнли говорит:

- Спроси у него, где мы?

- Где мы?

- Вот здесь, - показывает на схеме боец.

- А пушек сколько?

- Семь.

И так далее.

Видно, что Стэнли развлекается по полной программе. Я тоже, хотя мне совсем не смешно.