Рядовой Кузнецов отслужил рабовладельцам
3 Июня 2009

• Версия для печати

Антон перед отправкой в армию

Очередной армейский скандал разгорается в Липецкой области. Домой вернулся солдат, пять лет считавшийся пропавшим без вести в Дагестане.

Антон Кузнецов ушел на срочную службу в 2003 году.

Но, как теперь выясняется, командиры махачкалинской в/ч 6752, где он отдавал долг Родине, передали призывника хозяевам некоего частного кирпичного завода в вечное пользование, то есть в рабство.

“Удалось сбежать шестерым, но там еще остаются бесправные русские солдаты”, — говорит Антон.

Парень и представить себе не мог, что долгая дорога домой обернется для него новыми проблемами. Никому, видно, неинтересно расследовать, где и почему на Северном Кавказе призывников, как скот, отдавали в рабство.

Зато самого 23-летнего Антона, вернувшегося седым и хромым, теперь хотят судить — за дезертирство…

Запрещенная встреча

Измученная старуха, уставшая, с двумя сумками, доверху набитыми продуктами — печеньем, колбасой, апельсинами (что пенсия позволяет), бьется у ворот КПП.

Чудесное воскресное утро. Липецкая в/ч 5961. На скамейках солдатики с девушками целуются — свиданки у всех.

И только несчастную эту бабку не пускают за ограду.

“Уходи, не велено тебя!” — отгоняет часовой.

“К Антону бы! К внуку!” — “Сказано же, не мешай Родину защищать!”

Опустилась на обе сумки, вытерла пот со лба. “Это же ничего, правда. Главное — из мертвых воскрес! Я уж и не чаяла внука увидеть, — заходится она в крике, обращенном по ту сторону забора. — Да за что же так?! Ночью он домой постучался, мы утром — сразу в комендатуру, как положено, чтобы не думали, что укрываемся. Вымылся в ванне, как человек, оделся в тот костюм, что я сразу после школы справила, туфли новые, остроносые… И не мала одежда-то — на теле болтается, внук же совсем усох. Пришли к нашему липецкому самому главному военному — сдаваться: “У, какой щеголь!” — он сказал и приказал военным снова забрать Антона. А ты идешь и ножку приволакиваешь, у тебя вена на ноге вспухшая, больной весь. В госпиталь бы… “Разберемся, бабка!” — и заперли уже в нашей липецкой части, и вот уже почти три месяца ни слуху и ни духу”.

Антон Кузнецов ушел на срочную службу 22 ноября 2003 года.

Вернулся, как вор, в полночь 2 марта 2009 года. “Это я, бабушка!” — позвонил в домофон. Та подумала, что со сна померещилось. Весточек от внука не было несколько лет. “Пришла давно бумажка из Дагестана, что пропал — и все, с концами: думала, умер где”.

Как рассказал солдат, из рабства он бежал в середине зимы. Месяц шел из Махачкалы в Липецк, изодранный, грязный, голодный — лесами, полями, помойками. Где пешком, опасаясь патруля, где — с десяток километров — ехал “зайцем” на электричках.

Денег и документов у него не было. То, что дошел, было чудом.

Не верила старуха, что увидит своего мальчика живым.

Что дождется его. В восемьдесят лет.

Но помирать нельзя. Их ведь двое всего родных на свете — оба Кузнецовы, Антон и Антонина. Как внук без бабушки?..

Из рабства с оказией

“Не должны были Антона в армию вообще забирать. Мне 75 в тот год исполнилось. Он — круглый сирота. Он на меня опекунство оформлял, когда за ним из военкомата какие-то гражданские люди рано утром пришли — якобы его здоровье дополнительно надо проверить — и не вернули”.

— Не дрейфь, бабка, отправим твоего богатыря служить куда поближе — в Воронеж или Тамбов, учитывая ваши сложные семейные обстоятельства, — пообещали ей отцы-командиры.

Она смирилась. Как смирилась с ранней смертью мужа, с гибелью дочери — Антоновой матери, избитой сожителем ногами в живот.

Так смирилась с тем, что пришлось одной тянуть мальчика, вызволив его после смерти матери из детского дома, — Антон заканчивал тогда первый класс.

Обстоятельства действительно складывались непростые.

Но она смирялась со всем и всегда. Да разве был у нее иной выбор?

“Чтобы опекунство на внука получить, соврала, что здоровая и буду работать, пока он в школе учится, хотя у меня давно пенсия была и у самой почки больные”.

Перекладывает Антонина Семеновна с правой стороны стола, где сидит она, на левую, где сижу я, справки и квитанции, тоненькую стопочку бумаг их с Антоном жизни.

Свидетельство о смерти дочери. “Возраст — 38 лет”. Документы об опекунстве над внуком. Аттестат его зрелости. Свидетельство о том, что Антон закончил автошколу. “Только права получить не дали — забрали в армию”.

Отдельной стопочкой — поздравительные открытки от Путина и Медведева: это уже ее, инженера А.С.Кузнецову, высшие чины государства регулярно поздравляют с Днем Победы как ветерана. Говорят, что ее жизнь и многолетний труд на Новолипецком металлургическом были очень даже нужны родной державе.

А вот пошли совсем другие бумажки — письмо министру обороны, письмо командующему внутренними войсками, прошение главному военному прокурору…

О том, что случилось с Антоном в армии.

Рассказала честно, поведала, ведь не могут они остаться в стороне от такого беспредела… Раз уж даже сам президент бабку с праздником поздравлял, эти, в обороне, должны обратить внимание.

Отдельно лежат “доказательства” Антоновой невиновности — два страшных письма со штемпелем далекого города Махачкалы, переданные с оказией весной 2004 года, незадолго до исчезновения парня из части.

Кирпич за кирпичиком

“1 марта (2004 года. — Авт.) перевели в Махачкалу, а 13 марта офицеры тайком вывезли на кирпичный завод, за город. Кругом одни горы и пустыня. Местные как звери. Нас, русских солдат, здесь 7 человек, бьют, как собственных ишаков. Кормят плохо, писать письма запрещают, а кто пишет, отбирают и рвут прямо на глазах. А помнишь, ты мне в Астрахань в учебку отправила деньги? Они мне здесь пригодились. Когда приезжают контрактники, я тайком ото всех плачу им 200 рублей и отсылаю тебе письмо. Мы здесь работаем с самого утра, с 6 часов, а когда совсем темно, в 22 часа, мы идем спать. Утром все сначала. Я работаю на съеме, принимаю кирпичи с ленты. Нас здесь у ленты пять человек, и мы едва успеваем. А за то, что мы роняем кирпичи, нас избивают ногами. Это самое дорогое для них. Если мы сделаем меньше нормы (3000 штук), то нас лишают ужина и бьют до ночи. До новой весточки, а то руки болят, а завтра вставать в пять утра”.

Через несколько дней Антонина Семеновна получила еще одну “весточку” из армии.

“Привет, моя дорогая бабушка. Я тебе пишу в шестой раз, но первые пять писем нашли и порвали. Нас перевели на другой завод. Условия такие же. Нас по-прежнему избивают и плохо кормят. Еще нам говорят, что заберут из части после демобилизации на заводы, и мы будем здесь постоянно работать, пока не выплатим долг родине. Якобы мы задолжали, пока служили. На заводе много русских солдат из Волгограда, Астрахани, Курска. Я здесь понемногу начинаю забывать, что помнил (постоянно бьют по голове). Вчера вечером меня сильно избили, пишу тебе ночью. Видимо, сломаны ребра, очень трудно дышать. Если я еще буду в силах, то напишу тебе…”

Немного было отложено на похоронные, на ремонт их старенькой хрущевки, когда внук вернется. Если вернется. Собрав все медные и серебряные, Антонина Семеновна рванула в Махачкалу. Слыхала, с пустыми руками к командирам нельзя — с гостинцами надо, но все накопленное ушло на билет. В подарок офицерам она приобрела упаковку минеральной воды и коробки с вафельными тортиками. Все чеки на покупки, как и билеты в Дагестан, сохранила — мало ли, пригодятся.

И вот теперь она тоже показывает их мне — чтобы поверила.

“К внуку я приехала в сентябре 2004-го. В войсковой части у меня отобрали паспорт, чтобы я никуда не могла убежать с внуком. Десять дней прожила на съемной квартире неподалеку от КПП — все десять дней мои документы хранились у командира. Утром ко мне Антона отпускали. Он голодный приходил, но гимнастерка новенькая, оказывается, ему ее специально выдали, к моему приезду, чтобы я не испугалась, — та, прежняя, была вся стерта до дыр о кирпичи”.

Передвигался Антон с трудом — вены как кровавые жгуты. Но, встретившись с бабушкой, воодушевился, поверил, что его службе все-таки придет конец. Осмелев, Антонина Семеновна рассказала командирам о бесправном положении солдата — может, они и не знают, что здесь творится.

— Я встретилась с одним офицером, его фамилия была Магомедов, и спросила его, почему их срочники работают бесплатно на каких-то заводах, — вспоминает она сейчас. — Мне объяснили, что солдат посылают, потому что за дармовую рабочую силу завод рассчитывается с воинским подразделением кирпичами. Что это дело командиров — куда кого посылать, и я в это вмешиваться не должна. На прощание Магомедов дал мне свой номер телефона, но сколько я потом ни звонила, номер этот молчал.

С собой в Липецк Антонина Семеновна увезла последнюю махачкалинскую фотку внука, улыбающегося, в новенькой форме, — в дороге она немного успокоилась, как всегда смирилась с неизбежным. Чего уж — кирпич за кирпичиком, и до дембеля через год доберется.

Вот только жизнь самого Антона, по его словам, после “инспекции” бабушки изменилась в самую худшую сторону. Его еще сильнее избивали: “Зачэм рассказал, как тэбе здэсь?..” Посылать письма домой он больше не пытался.

А весной 2005 года парень просто исчез из части… По документам значилось, что Антон Кузнецов в неизвестном направлении дезертировал.

Как найдут — так посадят

На самом деле, как рассказывает солдат, его просто “забыли” на очередном кирпичном “объекте”.

Таких “забытых” мальчишек-призывников, по его словам, было много. Провинившиеся в чем-то срочники, многие — из неблагополучных семей, как и сам Антон, навсегда становились дармовыми рабочими. Складывалось впечатление, что кто-то специально подбирал для этой кирпичной каторги подходящих ребят. Одного к одному, бедных, необустроенных.

Случись что — искать их некому.

Были среди обслуги и гражданские, добровольно завербованные на вокзалах страны и приехавшие в Махачкалу в поисках лучшей доли, — обратно на родину их тоже уже не отпускали.

— Я не хотела верить, что мой внук пропал навсегда. Нашла у нас в городе парня, который служил вместе с Антоном, но в отличие от него вернулся домой, — рассказывает бабушка. — А его родители из хорошей квартиры почему-то переехали жить в маленькую хибару. Я пришла к ним: “Где мой Антон?” “Не вернешь ты его, бабка, — сказали мне. — У тебя сил не хватит”.

“Я писала письма всем военачальникам, задавала один и тот же вопрос: ищут ли моего Антона? Если он дезертир — то пусть тоже ищут. Должны искать”. Ответы в Липецк приходили расплывчатые, порой и с угрозами, что раз самовольно оставил армию, то, когда его найдут, обязательно посадят — лет эдак на семь”.

…Годы шли. Кирпичные заводики сменяли друг друга. Как только заканчивалась глина в одном карьере, хозяева бросали старое месторождение и увозили свору рабов в другой район Дагестана.

Из Махачкалы их перебросили в Буйнакск, в Каспийск — Антон потерял счет одинаковым пыльным городам. Выданная к приезду бабушки начальством повседневная форма — “камок” — за пять лет превратилась в обноски.

“Кроме кирпичей, я в этой армии не увидел ничего, — рассказывает сейчас Антон. — Да и можно ли это называть армией? Последнее время хозяева держали нас совсем в разрушенном деревянном вагончике. Особо не охраняли. Надеялись, что мы полностью деморализованы… Зимой мы стукнули об пол ногами — и гнилые доски провалились. Все, кто был в вагоне, выбрались наружу и кинулись врассыпную, в разные стороны. Я побежал домой…”

На следующее же утро после своего возвращения в Липецк вместе с бабушкой Антон Кузнецов сам пришел легализовываться в военно-следственный отдел, хотел рассказать, что с ним случилось, ведь в Дагестане оставались ребята, которым не удалось спастись…

Он возвращался из армии домой дольше, чем длилась Великая Отечественная война.

“Моя жизнь искалечена. Моя девушка меня не дождалась. Я не верю, что когда-нибудь смогу снова поверить людям, что у меня будет семья, дети”, — сказал Антон единственной липецкой журналистке, которой удалось побеседовать с ним прежде, чем парня “закрыли”.

Военный прокурор города Липецка Александр Коробов велел взять Антона под стражу — чиновник сообщил Антонине Семеновне, что не верит в сказки про рабов и кирпичные заводики…

“У нас на руках были доказательства — письма внука из Махачкалы со штемпелями, но на них даже смотреть никто не захотел...”

— Что же он, по-вашему, шесть лет в лесах жил или скитался? — спросила бабушка.

— Зачем в лесах? — ответили ей военные. — Может, он в шкафу у вас дома сидел…

“Слышала я, и такие ходят в городе слухи”, — Антонина Семеновна распахивает входную дверь своей тесной квартирки, колотится к соседям, зовя меня за собой.

— Спросите хоть у кого — жил Антон в шкафу пять лет или нет, люди добрые?..

Люди добрые приоткрывают свои двери и говорят, что Антона в шкафу не было. Был бы — знали бы! Но вообще он мальчик хороший, такой бы от армии не спрятался… Театр абсурда.

Нашедшегося беглеца отправили в войсковую часть на улицу Механизаторов. По ходу дела, кстати, выяснилось, что на момент своего “дезертирства” Антон уже не был даже и срочником.

Оказывается, сразу же после приезда в Дагестан 18-летний пацан подписал контракт и получал за свою службу деньги.

Но сам он этого не помнит. “Я ничего не подписывал, бабушка, ты мне веришь?..” — он допытывался у нее об этом как в детстве, как маленький, когда его заталкивали в машину с черными номерами.

Бабушка бежала за этой машиной и плакала. Провожала, как на войну. Боялась, опять в Дагестан возвращают…

Кто здесь верблюд?

Удивительный в отношении срочной армейской службы город — Липецк! Три года назад здесь отправили служить в Чечню больного эпилепсией несовершеннолетнего десятиклассника, перепутав его со старшим братом (см. “МК” от 24 августа 2006 г. “Брать за брата”). Десять дней мальчишка, сидя в Ханкале, доказывал, что он — не верблюд.

А его водили в баню, кормили, обучали разным армейским премудростям и искренне убеждали в обратном…

Естественно, когда все выплыло, случился жуткий скандал, полетели начальственные военные головы, но как-то забылось все, зарубцевалось, стихло.

И вот новое ЧП. Но на этот раз военные не сплоховали.

Военный прокурор Александр Коробов вообще не пожелал беседовать с московской журналисткой. С его стороны это был очень смелый и мужественный поступок. Зато командир липецкой войсковой части 5961 полковник Михаил Казанцев по телефону признался, что ничего против Антона Кузнецова не имеет.

И что он лично не повинен за то, что именно в его ведомстве сейчас содержат несчастного парня. Не дают встречаться с бабушкой. Отобрали мобильник.

“Он у меня в гражданской одежде ходит. А в списках части вообще не значится”.

— А ничего, что этот “дезертир” и так отслужил в нашей армии шесть лет? Не многовато ли с него будет? Кто расписался за Антона в документах о службе по контракту? Что будет с теми ребятами, кто остался работать на кирпичном заводе? Ведь такую историю и с такими подробностями просто не выдумаешь!

— По этому поводу ничего сказать не могу, — добавил полковник. — Покажет следствие.

Но за те три месяца, что прошли с момента возвращения Антона домой, парню так и не сообщили, кто же он — срочник, контрактник или преступник. Его, по словам бабушки, ни разу не вызывали на допросы и никто из военной прокуратуры с ним не беседовал.

Сидит он себе в части — и сидит.

Хорошо хоть кирпичи не таскает,- пишет Екатерина Сажнева "МК".