Андрей Бородин: «Кудрин и Костин ввели в заблуждение руководство страны»
23 Августа 2013

• Версия для печати

В интервью Forbes бывший президент Банка Москвы рассказал об уголовных делах, конфликте с ВТБ, своей жизни в Лондоне и поддержке активистов, занимающихся правами человека

Место встречи с Андреем Бородиным, бывшим президентом и совладельцем Банка Москвы, а теперь политэмигрантом, — The Arts Club. Он расположен в аристократическом лондонском районе Мэйфэйр, неподалеку от легендарной гостинцы Ritz. «Клуб создан, чтобы способствовать социальному общению тех, кто связан или интересуется искусством, литературой и наукой» — так звучит с XVIII века его, говоря сегодняшним слогом, миссия. В легкой тенниске, удобно устроившийся в глубоком кресле у камина, Бородин выглядит отдохнувшим и едва ли не беззаботным, несмотря на то что разыскивающий его Интерпол включил его в «красный циркуляр» как разыскиваемого за совершение особо тяжкого преступления. На родине экс-банкира обвиняют по нескольким уголовным делам, и на днях по запросу российской Генпрокуратуры арестована его недвижимость.

Справка Forbes. Андрей Бородин стоял у истоков Банка Москвы и был близок к мэру Юрию Лужкову. В 2007 году стало известно, что Бородину и его заместителю Льву Алалуеву принадлежит большой пакет акций банка, который к 2010 году превысил 20%. После смены мэра столицы Банк Москвы, в том числе пакет Бородина, достался ВТБ, руководство которого обвинило бывшего президента в выводе активов. Он скрылся в Великобритании. После этого против Бородина было возбуждено несколько уголовных дел.

— Вы стали членом The Arts Club?

— Да.

— Это особый клуб, в котором собираются люди искусства: актеры, поэты, хореографы, спонсоры, меценаты… А вы здесь как кто? Или просто купили членство?

— Купил, но название клуба еще не обязывает быть, например, арт-дилером. Мне просто нравится искусство.

— Это не значит, что вы меценат или коллекционер?

— Не значит. Мне нравится клуб. И место удобное. В центре.

— В каком статусе вы теперь находитесь в Великобритании?

— Политическое убежище.

— Насколько на решение британских властей предоставить вам убежище повлияло, если это правда, предупреждение MI-5 о готовившемся покушении на вас?

— Я не хочу это комментировать.

— Так это правда?

— Я только знаю, что ведется расследование.

— А правда ли то, что якобы в этом готовившемся преступлении был «чеченский след»?

— Этим занимаются компетентные органы Великобритании, и больше я комментариев на этот счет давать не буду.

— Вас после этого стали охранять?

— Без комментариев.

— Есть ли какая-то охрана у вас, у семьи?

— Все меры предосторожности, которые представлялись мне разумными, были предприняты.

— С вашей стороны? Не со стороны полиции, спецслужб?

— Мы приняли необходимые меры.

— Опасность миновала? История закончилась?

— Идет следствие.

— Как бы вы определили себя нынешнего: как бывшего главу банка на отдыхе, действующего предпринимателя или как-то еще?

— Я себя определяю как частное лицо.

— Вы говорили, что выручили за свой пакет в Банке Москвы около $800 млн. Вы их куда-то инвестировали?

— Я бы не хотел говорить о своих личных финансовых вопросах. Поймите: мои «друзья» из России по-прежнему ведут охоту за моими активами. Кроме того, многих из тех, кто со мной работал, по-прежнему вызывают на допросы по совершенно надуманным, сфабрикованным делам. Они своего рода заложники или очень быстро могут такими стать. В этой ситуации что-то рассказывать не совсем разумно. Теоретически могу сказать, что, если у вас есть деньги, их не надо держать в банке на текущем счету (смеется). Деньги должны работать.

— Это означает, что вы пассивный инвестор или?..

— Я сказал, делайте выводы.

— Сколько на сегодня, по вашим подсчетам, против вас возбуждено уголовных дел?

— (загибает пальцы) «Премьер Эстейт» [мошенничество со средствами из городского бюджета: банк провел допэмиссию акций примерно на 15 млрд рублей, которую выкупила как акционер столичная мэрия, а банк направил кредитные средства на выкуп земельного участка у супруги градоначальника Елены Батуриной, якобы нанеся ущерб бюджету], кипрские кредиты [банк якобы выдавал кредиты кипрским однодневкам, которые контролировал Бородин], «две акции» [«Столичной страховой группы», которые Бородин продал кипрскому офшору, а это мешало ВТБ установить над компанией контроль], «Инвестлеспром» [в злоупотреблениях при купле-продаже акций которого подозревают Бородина]. Это только то, что сразу пришло в голову. Может, что-то забыл.

— И что происходит с этими уголовными делами? Идет по ним работа или затишье?

— Я не знаю: следствие не обязано информировать подозреваемых и обвиняемых о своей работе.

Кудрин и Костин

— Когда ВТБ купил Банк Москвы, менеджеры госбанка заявляли, что в балансе банка есть дыра примерно на 360 млрд рублей и около 150 млрд рублей — это невозвратные кредиты, связанные с вашими компаниями.

— Я считал и считаю, что дыра, которую якобы нашли, совершенно рукотворная. Банк был рейдерски захвачен. После этого новые менеджеры, очевидно, сказали: «Нам не нравится все, что до этого делалось. Мы в это не верим и прекращаем финансировать эти проекты». Но в банке должна быть преемственность.

— Команда ВТБ изучала документы банка до покупки городского пакета?

— Процесс покупки они закончили, еще изучая документы. Картина им была ясна, а потом начались разговоры, что им не нравятся активы. Я им сказал: «Не нравится, давайте мы купим». И отправил телеграммой с уведомлением оферту [тогдашнему вице-премьеру, министру финансов Алексею] Кудрину и [президенту-председателю правления ВТБ Андрею] Костину.

— Кудрин, например, говорит, что никакой телеграммы не помнит.

— Большой человек. Они только правительственные телеграммы читают. А мы послали просто заказную с уведомлением.

— Пакет стоил около $3 млрд. Кто были ваши вероятные соинвесторы и откуда бы взялись эти средства? Это люди, связанные с Банком Москвы?

— Я не буду вдаваться в детали. У меня была уверенность, что мы быстро организуем сделку и найдем достаточное количество инвесторов.

— Как происходил прием-передача банка? Ведь вы к тому времени уже уехали в Лондон.

— Да никак не происходило. Я не знаю.

— То есть близкие к вам сотрудники ничего не рассказывали?

— Их просто всех запугали. Им было запрещено со мной общаться. Гестаповскими методами работали. И преемственность дел разрушили. [Люди из ВТБ] не стали пролонгировать кредиты, работать в рамках кредитных лимитов. Летом [2011 года], примерно в конце июня-начале июля мне звонил [глава Центробанка Сергей] Игнатьев и просил прокомментировать ситуацию с кредитным портфелем [связанных со мной или приписываемых мне] компаний, список которых передали в ЦБ новые менеджеры. Я рассказал ему, насколько мог знать, что они вписали заемщиков, о которых я вообще не знал. Игнатьев сказал мне, что новые менеджеры отказываются продолжать [работать с этими компаниями] и тем самым создают дыру в балансе банка, которой ЦБ должен заниматься. Я думаю, что на него оказывал влияние Кудрин, который, будучи в совете директоров Агентства по страхованию вкладов (АСВ передавало Банку Москвы льготный кредит ЦБ — Forbes), влиял на АСВ. Он же был представителем РФ в Национальном банковском совете, он же — председателем наблюдательного совета ВТБ… Такой многоликий Янус. Вместе с Костиным они фактически ввели в заблуждение руководство страны и добились выделения громадных денег.

— В чем, по-вашему, была их цель?

— Главная цель ВТБ была поправить свои дела. Все эти поглощения, укрупнения служат тому, чтобы прикрыть многомиллиардные потери, которые они никак не могли закрыть.

— О каких потерях вы говорите?

— На рискованных кредитах и на спекуляциях. Например, я слышал, что у «ВТБ Капитала» в Лондоне год-полтора назад была отрицательная переоценка на $2 млрд.

Лондонский суд

— Сейчас, когда вы получили в Великобритании статус, будете ли вы, как говорили в одном из интервью, обращаться в Лондонский суд с исками? Этот момент настал или это может случиться в будущем?

— Может случиться в будущем.

— И вы еще никаких действий не предпринимали?

— По состоянию на сегодня нет.

— Но вы что-то готовите?

— Без комментариев.

— Если вы все-таки будете предъявлять иск, то он будет к Российской Федерации, к правительству, к московскому правительству или в нем могут фигурировать посредники в покупке вашего пакета в Банке Москвы отец и сын Игорь и Виталий Юсуфовы?

— Если такой иск будет подан, Forbes будет первым изданием, которое об этом узнает. Пока я не хочу на эту тему спекулировать.

— Глава ВТБ Андрей Костин рассказывал, что уже после покупки Банка Москвы вы просились с ним поговорить. Он собирался во Францию и назначил встречу там. Понятно, что выехать из Англии вы не могли, но зачем вам была нужна эта встреча?

— Я не помню, чтобы мы просили [о встрече]…

— А как это было? И, когда вы говорите «мы», вы кого имеете в виду?

— [Моего бывшего первого заместителя в Банке Москвы Дмитрия] Акулинина, например. Мне кажется, что это с их стороны было предложение встретиться в Париже.

— Это была инициатива ВТБ?

— В тот момент мы уже были объявлены Россией в международный розыск. Любое путешествие было не возможно. Это было понятно.

— В связи с уголовными делами против вас, объявлением в розыск, блокировании счетов что происходит с вашими, например, швейцарскими счетами? Вы до сих пор не можете ими пользоваться?

— Они пока заблокированы.

— А можете раскрыть секрет: когда вы получили за свою долю в Банке Москвы, какая-то часть денег оказалась в швейцарских банках?

— Я не комментирую свои личные финансовые отношения.

— По-моему, речь шла о $400 млн.

— Там далеко не все деньги мои.

— Это счета компаний или личные счета?

— Неважно.

— Когда вы говорите «не все деньги мои», это значит, что деньги людей, как-то связанных с Банком Москвы? С компаниями, связанными с Банком Москвы?

— Без комментариев.

— А что за история, когда вы по просьбе Костина купили компанию, владевшую 7,5% в Банке Москвы и принадлежавшую Credit Suisse? Что означала эта сделка?

— Я не помню нюансов. Костин просил, чтобы мы выкупили пакет или организовали, чтобы этот пакет был выкуплен и был подконтролен понятным лицам. И чтобы ВТБ мог его купить.

— Вы его покупали на себя?

— Не помню деталей, но мы купили этот пакет, чтобы на следующий день продать его ВТБ.

— То есть эта операция была проведена на «букетно-конфетном» этапе ваших отношений с ВТБ?

— У нас не было такого…

— Но вы же говорили, что на начальном этапе они были достаточно лояльны…

— Ну представьте: вам приставили пистолет к голове, но разговаривают вежливо.

— Тем не менее они обратились к вам с просьбой: «Мы хотим, чтобы у этого пакета был понятный нам собственник». Но ведь Credit Suisse более чем понятный!

— Ну, была такая просьба — мы ее исполнили.

— И потом вы перепродали этот пакет ВТБ?

— Мне кажется, они потом его не выкупили.

— И он теперь ваш?

— Не мой.

— У вас сегодня есть какой-то пакет Банка Москвы?

— У меня как у физического лица есть несколько акций. Буквально несколько. Может, десять, может, сто…

— То есть ни на какие решения банка оказать влияние вы не можете?

— Ни на какие.

Интересная недвижимость

— Чем вы сейчас в основном занимаетесь?

— Занимаюсь делами, связанными с процессами, которые идут в России, общаюсь с семьей, наверстываю то, что не успел, пока был в бизнесе. Побольше читаю.

— Что читаете?

— Приходится много читать того, что пишут адвокаты. Но сейчас читаю «Игру в бисер» [Германа Гессе].

— А как прокомментируете статьи в британской прессе, что вы купили самую дорогую частную резиденцию в Великобритании Парк-Плейс в Хенли-на-Темзе, которая оценивается в £140 млн?

— Я ничего не покупал. Не секрет, где мы живем. Слухи про мою покупку сильно преувеличены.

— А вы что, арендуете это поместье?

— Я же сказал, что не комментирую свои финансовые дела.

— В какой момент, по вашему мнению, вы сможете раскрывать свои активы, объявлять, что участвуете в каких-то проектах?

— Очевидно, после прекращения политически мотивированного уголовного преследования в России.

— На ваш взгляд, после смены президента Медведева на президента Путина что-то изменилось в атмосфере? На вас это как-то сказалось?

— Нет. Мне кажется, что нынешнему президенту вся эта история «фиолетова». Там все решают другие люди.

— А как было предыдущему президенту?

— Я думаю, нет. Насколько я понимаю, до сих пор следствие регулярно отчитывается в администрацию президента, в контрольное управление о том, как идет расследование.

— Но администрация президента — это все-таки Кремль, а не правительство, которое сейчас возглавляет Медведев.

— Я думаю, что указания были даны в бытность президентом Медведева.

— Зачем же администрации сейчас этим заниматься?

— Но Медведев никуда не делся. Он второй человек в государстве. Люди отчитываются и перед ним. По меньшей мере по тем вопросам, которые его интересуют.

— Вы всю жизнь проработали на финансовом рынке. Есть ли другие сферы бизнеса, которые вас привлекают?

— Мне нравится недвижимость, девелопмент.

— Сравнивая банковскую деятельность и девелопмент, в сегодняшней экономической ситуации вы бы предпочли что?

— В целом недвижимостью заниматься легче. В этом можно себя реализовывать. Банковский бизнес требует объемов капитала. Создание банков ни в этой стране, ни в России сейчас не актуально. Но поскольку я сейчас бизнесом не занимаюсь, это вопрос теоретический. Мы с вами сидим в этом красивом здании. Кто-то его построил и оставил след в истории. Кто-то реконструировал и тоже оставил.

«Поменять девочек»

— У вас в Англии появился какой-то круг общения, которого не было раньше?

— У меня не очень большой круг общения. Появилось несколько людей, которых я раньше не знал или совсем плохо знал.

— И среди российских оппозиционеров? Российское государственное телевидение выдвинуло обвинение, что вы «стали новым Березовским», что вы финансируете российскую оппозицию. Действительно оказываете какую-то помощь?

— Оппозицию я не финансировал. Мы помогаем людям, которые пытаются заниматься темой прав человека в стране. Это подвижники, и тема актуальная, потому что они пытаются добиться улучшения положения с правами человека в стране. Они помогают людям, попавшим в шестерни государственной машины. Это благодарная тема в России и непаханое поле для деятельности. Пока с этим не столкнешься, это понимаешь абстрактно, это для тебя неактуально, а когда сталкиваешься лицом к лицу, понимаешь, что система нуждается не просто в изменении, а в том, чтобы ее сломать и строить новое здание. Потому что та судебная, правоохранительная система, которая существует в России сейчас, это катастрофа. Это основной сдерживающий элемент развития страны и причина того, что страна скатилась в рецессию. Еще хуже, что моральный климат можно охарактеризовать как подавленность, апатию, отчуждение. Пока люди не будут уверены, что, придя в суд, получат справедливое правосудие, а органы правопорядка будут их защищать, а не брать взятки и убивать, ничего путного в стране не произойдет.

— Когда вы говорите, что поддерживаете правозащитников, вы имеете в виду, что выступаете как физическое лицо?

— Конечно.

— До того как началась история перехвата управления и собственности банка, вы такой деятельностью не занимались?

— Правами человека не занимался. Единственное, что было, — это в одном из зданий группы Банка Москвы, в бывшем здании Военной коллегии Верховного суда [СССР] на Никольской улице, общество «Мемориал» просило предоставить помещение под мини-музей репрессий. Мы согласились, но как раз случилась вся эта история и...

— Это могло стать дополнительным штрихом для претензий к вам со стороны властей? Вы же видите отношение к НКО.

— Это сейчас. Три года назад об этом речи не шло. Тогда никого не интересовало: есть музей ГУЛАГа и есть. Будет музей репрессий — и будет.

— С какой долей оптимизма вы смотрите на происходящее в России?

— С моей точки зрения, объективных предпосылок для перемен нет. Но, как многое в России, здесь тоже решает случай. Когда что-то случится, сложно сказать. Может, завтра, может, через три поколения: построить новое здание со старыми людьми невозможно. Помните анекдот про суету вокруг старинного московского особняка? Люди втаскивают мебель, вытаскивают мебель, а старик прохожий спрашивает: «Что вы делаете?» «В нашей фирме плохо идут дела, — отвечают. — Вот наняли специалиста по фэн-шуй: стены двигаем, мебель меняем». Старик им говорит: «Здесь до революции был бордель. Когда у них плохо шли дела, они девочек меняли». В общем, пока «девочек» не сменят, ничего хорошего не будет.

Александр Левинский

Оригинал материала: Forbes.ru