Следствие считает, что спектакль "Сон в летнюю ночь" был просто сон
22 Июня 2017

• Версия для печати

Кирилл Серебренников, художественный руководитель «Гоголь-центра» и основатель «Седьмой студии», обратился к зрителям, посещавшим спектакли проекта студии «Платформа», с просьбой о помощи.

«Нам всем нужна помощь в этой абсурдной шизофренической ситуации. Мы должны доказывать, что проект „Платформа“ действительно был. 100 афиш оригинальных мероприятий, сделанных нами за три года, могут не убедить тех, кого мы должны убедить», — написал Серебренников в фейсбуке.

По его словам, речь, в частности, идет о спектакле «Сон в летнюю ночь».

«Особенно важно вспомнить спектакль „Сон в летнюю ночь“, который мы играли на „Платформе“ более 15 раз, потом мы его играли в Париже в театре Шайо, потом мы его играли на фестивале „Балтийский дом“, он был номинирован на всевозможные театральные премии... А теперь нам следователи СК говорят, что его нет и не было!!!!! И за то, что его нет и не было сажают за решетку Алексея Малобродского и преследуют тех, кто делал „Платформу“!!!» — отметил режиссер.

Накануне Пресненский суд в Москве на месяц арестовал бывшего директора «Гоголь-центра» и генпродюсера «Седьмой студии» Алексея Малобродского. Его обвинили в мошенничестве в особо крупном размере — в частности, в хищении бюджетных денег, выделенных «Платформе» на спектакль «Сон в летнюю ночь», поставленный Серебренниковым.

По версии следствия, спектакль поставлен не был.

Однако рецензии на якобы не поставленный спектакль имеются.

Шекспировская история, происходящая в летнюю ночь накануне бракосочетания правителей, снабженная примирением богов, трагической путаницей влюбленных и трогательным представлением ремесленников, стала в ХХ веке символом обновления театра. С тех пор, как Питер Брук прочел книгу Яна Котта о Шекспире и темных "эльфах" бессознательного, раздирающих современное человечество, поставил свой знаменитый спектакль - "Сон" воспринимают скорее как фрейдистскую драму, чем волшебную сказку.

Серебренников разделил пространство "Цеха белого" на Винзаводе, где расположился проект "Платформа", на три части, предложив публике путешествовать из одной в другую. Войдя в первое пространство, где начинается "история богов", зрители обнаруживают себя с двух сторон старенькой дачной теплицы, сколоченной из облезших оконных рам (архитектурные объекты - Катя Бочавар). В ней - точно в старом комоде или платяном шкафу - живут эльфы и страхи, темные сны и диковинные метаморфозы. Тепличка вдруг становится жилищем богов, фей и эльфов - говорящего по-английски Оберона (Харалд Розенстрем), роскошной Титании (Светлана Мамрешева), сразу трех Паков (Татьяна Кузнецова / Евгений Даль, Евгения Афонская, Юрий Лобиков) и индийского приемыша с азиатской внешностью, из-за которого разгорелась ссора между божественными супругами (Евгений Сангаджиев). Боги, а вместе с ними и зрители, вернутся туда же под конец представления, чтобы в щелочки ветхого строения наблюдать за репетицией любительского спектакля о Пираме и Фисбе, который ремесленники готовят к брачной церемонии правителей.

Серебренников перемонтировал текст, выделив из него четыре истории: "богов", "людей", "правителей" и "рабочих". Возможно, он пытался еще раз зацепиться за "политический" театр, которым интересовался последние годы. Но между историями "павителей" и "рабочих" не возникло никакого особого трения. Второе пространство, в котором Елена, Гермия, Лизандр и Деметрий - школьники, гуляющие в ночь выпускного бала - обнаруживают себя в новых конфигурациях любви, под диджейский "хаус", заполнено школьными партами. В этой "школе", где разворачиваются истории людей, их всех ждет "перемена участи".

Здесь же начинается и "история правителей" - молодых олигархов и их роскошных женщин. Их диалоги, написанные драматургом Василием Печейкиным, откровенны и циничны: "Я ей и карбюратор почистить, и подарки, и в ресторан сводить, и после этого она - ангел, а я - дикая горилла", - выкрикивает "на кушетке" психоаналитика Тезей (их, как и Ипполит, в спектакле два). А Ипполита, присвоив себе речь Катарины из "Укрощения строптивой", рассуждает о мужском насилии, пока Тезей-Петруччо обливает ее кефиром и таскает за волосы. История о воспитании чувств, о творчестве в отношениях мужчины и женщины, превращена здесь в историю откровенного насилия одних и потребительства других, историю полного дисконтакта.

В этой части спектакля свободное движение театральной фантазии замирает, поддавшись примитивной драматургии, и в мерцающей сложности пьесы, где все меняется с непредсказуемой скоростью, что даже сам Фрейд не успел бы уследить за этими переменами, возникает опасная остановка.

Но к третьей части - "истории рабочих" - Серебренников возвращает шекспировской пьесе ее мучительную и поэтическую сложность. Он устраивает любительский спектакль о Пираме и Фисбе на самом настоящем театральном круге, покрытом орнаментальными восточными коврами, заполнившем собой почти все третье пространство "Платформы", и публика двух спектаклей (влюбленные, правители, боги и московские зрители) вместе с актерами пристраивается к волшебным театральным доскам, толкая круг все быстрей и быстрей, пока из наивного монолога "любительского" Пирама не возникает божественная поэзия. Это в текст "любительской" пьесы ремесленников вплетается история трагической любви, созданная Овидием в "Метаморфозах".

Новая газета, 30 ноября 2012 года

Елена Дьякова

На заброшенной даче Оберона

Кирилл Серебренников поставил «Сон в летнюю ночь»

Премьера на «Платформе» прошла в рамках фестиваля «NET» — но остается в московском репертуаре… да и попросту требует отдельного разговора. Кажется: и тут внесен весомый вклад в идею деконструкции театра, превалирующую в программе этого года, — спектакль идет в вызывающе нетеатральном (по каноническим понятиям) пространстве «Винзавода», за стеклянной дверью с лаконичной надписью: «Цех белого»; Шекспир дополнен диалогами драматурга Валерия Печейкина; комедия разделена на четыре почти независимых сюжета «Про богов», «Про людей», «Про правителей», «Про рабочих»; зрители переходят из одного грубо выбеленного «производственного помещения» в другое, сидят на списанных скамьях из школьного физкультурного зала, слушают барочные арии, рэп и истошную песню «Суицидница», а в финале вместе с актерами вращают поворотный круг.

Но деконструкции не получается. Лихорадочно-мрачный карнавал действа театрален до предела. В нем ищешь социальные смыслы, актуальные смыслы — и наконец понимаешь: «Сон в летнюю ночь» поставили ради чистого удовольствия поставить «Сон в летнюю ночь».

Боги живут не в лесу, а в выморочной бесхозной оранжерее, в рассохшейся дачной теплице с битыми и пыльными стеклами. Зрители теснятся вокруг нее, словно наблюдают за съемками в павильоне. В парнике проплывают тени рыжеволосых эльфов на острых каблучках.

Черные береты Пэка со товарищи украшены сухим плющом, мхом, рожками оленят, пугающе подлинными черепами малых лесных тварей. Оберон, царь фей и эльфов (Харальд Розенстрем), яростно ревнует свою строптивую Титанию (Светлана Мамрешева). И волей Оберона — сок магического цветка («Любовью в праздности» его зовут», — безмятежно поясняет Шекспир) дурманит Титанию, бросая ее в объятия Осла (в прежней жизни — честного ткача Основы), разбивает юные пары «афинян», гуляющих в лесу, смешивая молодых людей в немыслимые «роковые треугольники», порожденные дурманом. Или, если угодно, — любовью в праздности.

Купидон, летящий «между луной холодной и землею», имеет вид андрогина: полуобнаженный, длинноволосый, с золоченой стрелой, пронзившей горло насквозь (фокус, положим, старый — но устрашающе эффектно выполнен), на колоссальных платформах, с успехом заменяющих котурны, похожий на святого Себастьяна и на порочную карнавальную тень, — он возвышается на две головы над толпой богемных эльфов… Эта теплица богов похожа на найт-клаб, пропитанный дурманным дымом травы, на декадентский карнавал заката и распада… если не старого мира, то прежнего искусства. И яростный отказ Оберона «продолжить род» божеств приобретает горькие и терпкие смыслы: здесь одна раса вскоре сменится другой. И крепко сбитый, по-солдатски бритый ткач Основа в образе осла населит землю, оставленную стаей эльфов.

Елена, Лизандр, Гермия, Деметрий в своих буйных подростковых страстях не нуждаются в участии Купидона на золотых котурнах. Все четверо перехвачены кумачовыми лентами через плечо: это не деревенская свадьба, а московский выпускной бал. На фоне теней первой картины они отчаянно смешны, вульгарны, нелепы… Но они — живые. И кажется: их отчаянные полудетские страсти, погони на роликах, дуэли на водяных пистолетах — самое теплое и искреннее, что есть в сюжете. Тинейджеры, хипстеры, жертвы ЕГЭ-2012, явные новобранцы «креативного классы» — только они тут и вносят ноту надежды на человеческое будущее для странного многослойного пространства, воссозданного в спектакле.

Третий отсек этого пространства — диалоги на кушетках психоаналитика. Реплики Шекспира тонут в диалогах, написанных для спектакля Печейкиным (ткань не срастается… но этого как-то уж и не спрашиваешь). Превратить дворец Тезея в Рублевку—Остоженку, отяготить герцога золотой цепью и пистолетом в сейфе — ход несложный. Но — начинает работать другой мотор спектакля.

…Четыре истории. Четыре пространства. Богемно-виртуальная, безнадежно разбитая оранжерея фей, эльфов, художников. Школьный двор, где отжигают рэп и целуются за мусорным баком. Пентхауз «правителей». Бытовка с китайским телевизором, где самодеятельный театр честного бородатого плотника Пигвы в каэспэшной штормовке лепит действо о Пираме и Фисбе.

Они не замечают друг друга, вот в чем штука! Они даже не снятся друг другу в летнюю ночь, существуя в одном тесном пространстве многострадального «Цеха белого». Сюжеты их жизнейв этом едином пространстве не объединены ничем: все тут скользят мимо «чужих», аки эльфы. Четыре разноликих толпы никогда не смешаются в единую. И в этот момент, пожалуй, тесный «Цех белого» начинает что-то напоминать: этот сон навеян реальностью. Сказать, какой?

…Там хорош и финал: действо о Пираме и Фисбе сыграно на огромном поворотном круге. Он не встроен в подмостки: зрители теснятся вокруг. Эльфы и артельные начинают его вращать. Пэк вытаскивает за руку из толпы зрителей — и вот на круг налегают плечом уже ползала. А там, на кругу, — Титания в золотом буддийском уборе поет арию Монтеверди. Пигва, Миляга и прочие спят вповалку. Но бритоголовый, по-солдатски крепкий Основа таращится на волшебное видение уходящего мира… Он помнит и не помнит, как был царем и рабом в образе осла. Он верит себе и не верит. Он слушает этот голос, точно оклик из другого измерения, из уходящего навек мира.

Но в его ошарашенном взгляде, в его способности слышать фею — залог будущей музыки.

Она родится очень не скоро. После долгих Темных веков. И все-таки: тут есть надежда.

Газета.Ru, 21 ноября 2012 года

Николай Берман

------------------------------------------------------------

Заметим интересную вещь: мелкое по суммам, но сильно раздутое театральное дело Кирилла Серебрнникова, отчаянно муссируется судом и следствием.

Масштабные аферы московского правительства с тротуарной плиткой и бордюрным камнем, многомиллиардный проект расковыривания улиц Москвы под брендом "Моя улица" - даже не рассматривается никакими надзорными органами. Хотя всем очевидно, что деньги просто отмываются. Миллиарды.

В ходе судебного заседания адвокат Малобродского Юлия Лахова показала многочисленные рецензии на постановку, однако прокурор в ответ на это заявил, что в статьях можно написать «все, что угодно».