«Человек вопросов» Доренко дает ответы
13 Октября 2006

• Версия для печати

Доренко дал интервью корреспонденту питерского издания «Фонтанка.ру». Плохой характер Сергея Доренко, его клоунада по радио, оттолкнули от него денежных и влиятельных людей, от которых зависит благополучие политического журналиста.

- Ну, хорошо, политической журналистики на ТВ больше не существует, а бегать с девушками по острову вы не хотите. Почему бы тогда не пойти сразу в политику?

- Я думал пойти в политику, и мне опять-таки предлагали это разные силы, и до сих пор еще предлагают. Но, вы знаете, я человек вопросов, а не ответов. Я вижу вещи и с той стороны, и с другой стороны. А политик должен быть однозначным. Политик обязан продать вам будущее, которого никогда не видел. Понимаете, в чем суть политика? Он приходит к вам и говорит: купи. Ты спрашиваешь: что? Он отвечает: нечто прекрасное. Ты переспрашиваешь: что? Он отвечает: я сам не знаю. Он продает вам то, о чем ничего не знает. Он никогда не был там, куда ведет вас. Когда Данко достает сердце и ведет за собой народ, я спрашиваю: этот парень был там, куда он ведет людей? Он знает, куда ведет? Он точно знает, что мы выйдем из болота? Вряд ли . Но идти все-таки надо - не стоять же в болоте.

Вся современная политическая жизнь в России - это такой «салон Анны Павловны Шерер». Здесь по родственному слились все политические партии. Вся разница между этими партиями - такая же, как между Ипполитом и Анатолем в салоне Анны Павловны. Помните, как там у Толстого: Ипполит - дурак покойный, а Анатоль - беспокойный. Вот и вся нехитрая интрига российской политики.

-Но за пределами этого салона остается огромная страна с реальными проблемами и катастрофами, с накапливающимся внутри недовольством. А если однажды это недовольство прорвется, и салонные политики не справятся с ним?

- Вы знаете, когда я работал на телевидении и терся немножечко среди кремлевских, я много раз их спрашивал: ребята, чего вы делаете, ведь народ выйдет на улицы? Мне отвечали: после 1993 года больше не выйдут. Потому что знают, что «огребут». Несмотря на то, что я никогда не был сторонником Руцкого и Хазбулатова, несмотря на то, что народно-демократическая революция 1993 года была обращена вспять и тянула страну к идеалам краеведческого музея, тем не менее, это была вот такая странная оранжевая революция. И мы ее проиграли. Кстати, оранжевая революция на Украине тоже была неоднородна - в ней

участвовали люди, которые, между прочим, кричали: уничтожим «жидовско-москалевскую свору». Это была часть оранжевых. На Майдан вышли очень разные люди. И вот такие разные люди в 1993 году были расстреляны. И Кремль теперь полагает, что после 1993 года больше не выйдут, не вякнут, потому что вышли и «огребли». Когда пройдут эти презрение и убежденность, что мы никогда не выйдем, и когда у нас пройдет этот страх перед тем, чтобы «выйти на площадь» на площадь, я не знаю. Но что-то произойдет раньше: либо нас всех (как говорят в Москве) переселят на улицу Кадырова, либо мы успеем сказать «нет». И еще надо помнить: все коррупционеры, все чиновники, которые используют Россию как захваченную страну, как трофейную экономику, - это вчерашние мы. Они не с Луны сюда прилетели. Каждый из нас, кто сейчас здесь, завтра, если окажется там, будет относиться к нам как к трофею. Эта специфика основана не на том, что чиновники - это какое-то отдельное племя, а на том, что они - такие же, как мы. Они в нас не верят и нас презирают, потому что они нас знают, потому что еще вчера они тоже в себя не верили и себя презирали. Как сказал мне один высокопоставленный чиновник: я, дескать, до 43 лет за другими дерьмо чистил. То есть он себя презирает до 43 лет. Зато теперь в садомазоконструкции он наверху, и теперь дерьмо чистят за ним. Вот где вертикаль власти, вот где настоящая дедовщина! Это садомазосознание - сознание всего нашего общества, а не только армии. Поэтому, если что-то менять, надо идти снизу, от коммун, от социума. Который неспроста одного корня с социализмом.

- Как вы оценивает современную российскую журналистику? Насколько она подцензурна?

- Весь электоральный ресурс телеканалов полностью под контролем, а все остальное - единичные оппозиционные газеты, радио - не имеет вообще никакого значения. Это, как когда-то шутил Явлинский: оставят клетку с попугаем, будут подводить иностранцев к клетке, снимать черную тряпку и говорить: ну-ка, попка, крикни что-нибудь. Попка крикнет: Путин - дурак! Все вокруг разведут руками: вот вам демократия. После чего закроют клетку черной тряпкой и разойдутся. Поэтому тотальной цензуры - той, что была в советское время - сейчас нет. Контролируются только те СМИ, которые имеют значение в электоральном смысле. Несущественные и незначимые в электоральном смысле не интересны никому.

- Вам самому приходилось сталкиваться с цензурой во время работы на телевидении?

- Мне приходилось видеться с Романом Абрамовичем и его тогдашним помощником Славой Сурковым. Помню, у Абрамовича в кабинете стоял огромный шкаф с книгами, но, если попытаться взять в руки хотя бы одну книгу, окажется, что это все одни корешки, бутафория. Для чего все это нужно? Вероятно, для авторитета: ведь книга - источник знаний.

Так вот, меня пригласили в кабинет к Абрамовичу. Там уже сидели он и Сурков. Абрамович не очень многословный человек, говорит: «Короче, Сереж, ты нам тут проблему создаешь, Слава скажет». Слава (Сурков) начинает: «Знаешь, мы, бывает, готовим большую бизнес-операцию, потом ты в эфире чего-нибудь ляпнешь, а, поскольку считается, что мы причастны к «1 каналу», то на нас обижаются, и сделка обрушивается. Поэтому вот что: показывай нам свои тексты заранее». Я говорю: «Вообще-то я пишу спонтанно. Напишу чего-нибудь в четверг, а в пятницу, если мне четверговый текст не нравится, все переправляю, зачеркиваю, в субботу снова пишу, а потом в эфире несу какую-то околесицу, которую даже не писал. Поэтому лучше приезжайте ко мне часиков в 8 вечера перед эфиром+» Они: «Нет, давай ты будешь серьезно согласовывать тексты и считаться с нами. Я: «Ребята, я не могу согласовать с собой, как я могу согласоватьс вами?» На этом мы и расстались. Потом я позвонил Борису Березовскому и говорю: «Боря, если еще раз эти два субчика мне позвонят, ты меня знаешь, я нанесу им оскорбление действием. Поэтому скажи им, чтобы больше не звонили». И они действительно больше не звонили. Зато потом Сурков от Березовского и Абрамовича перешел по наследству в Кремль, и оттуда, видимо, продолжает воспитывать журналистов.

- Говорят, вы продолжаете общаться с Березовским?

- Последний раз я видел Березовского дней десять назад в Израиле. Мы просто поужинали и вообще не говорили о политике, что меня удивило. Говорили черт знает о чем, потом он мне дал фильм посмотреть - «Изображая жертву» (у него много русских дисков, которые он везде возит с собой). Потом он мне позвонил: «Ты посмотрел? Давай обсуждать». В фильме главный герой говорит о современной молодежи: «им настолько на все плевать, что даже на то, что плевать, тоже плевать». «На все плевать» - это даже не контр-проект современной молодежи,. Это не «Отцы и дети» Тургенева - дети ведь без отцов не могут, «базаровщина» опирается на то, чему себя противопоставляет. Сегодняшние дети без отцов могут, у них нет контр-проекта, и им незачем на что-то опираться. Они вне контекста совсем. Это мы долго-долго обсуждали. Вообще, Березовский - конквистадор (это слово больше всего подходит к нему): он завоевывает и бросает. Так он относится ко всему: телевизионные каналы приобрел и тут же раздал, Сибнефть передал Роме Абрамовичу. Но он неуемный классный парень. Я ему как-то говорил: «Если в России к власти придут левые, меньше чем через суд ты у нас не пройдешь». У меня целая кунсткамера друзей. Когда входишь, начинается: младенец о двух головах, женщина с бородой, потом Березовский, и так далее. Такие странные, удивительные, экстраординарные друзья, И я горжусь своим экстраординарным другом, с которым интересно и потрепаться, и поговорить о высшей математике. Он все время излагает мне какие-то математические теории, и, если я переспрашиваю, сердито одергивает: «Я тебе рассказывал об

этом на прошлой встрече, ты что - ничего не помнишь?» Рассказывает теорию минимальных совпадений, я уточняю: «А здесь как?» Он: «Я же в апреле тебе это объяснял, ты что - не слушал?»

- Как вы думаете, Ходорковского после 2008 года освободят?

- Ходорковского могут освободить хотя бы потому, что к власти должен прийти преемник Путина. За посадку Ходорковского Владимир Владимирович дорого заплатил - например, поддержкой Буша в Ираке. Помните, власть организовала экстренные поставки нефти для того, чтобы этот рынок не рухнул? Причем, заплатил предварительно, потому что поставки были в марте, а история с «ЮКОСом» начала разворачиваться летом. И, вероятно, продолжает платить. Но зачем платить по тем же счетам преемнику? В интересах преемника обнулить ситуацию, ему не нужны проблемы с Бушем или кем-либо еще.

- Скажите, запредельные цены на московскую и петербургскую недвижимость - это действительно «заговор строителей и риэлтеров»? Можно ли рассчитывать, что цены когда-нибудь снизятся?

- Я не занимался серьезным исследованием этой проблемы, но, помню, была публикация в Москве, и ее не опровергали (то есть не подавали судебных исков), что до 40% цены на московскую недвижимость - это взятки московским чиновникам. Значит, сегодняшние цены почти вдвое превышают реальные. Второе обстоятельство: у некоторых людей в связи с большими ценами на нефть много материальных излишков, но они не могут легализовать их на Западе. Хранить в банках тоже не очень удобно - все, что превышает порог в 20 тысяч долларов, сразу вызывает вопросы. И тогда - стук-стук «наверх». Поэтому большая часть наличности стерилизуется, замораживается в столичную недвижимость, это не секрет. Мне говорят, что уже «новые казахи»

скупают квартиры в Москве - они привлечены тем, что 40-60, а иногда и 70 процентов роста вложенных средств в год им гарантированы. И это снова повышает цены. Когда это кончится, я не знаю - вероятно, когда исчезнет спрос, и 5% компаний продадут жилье подешевле. Потом спешно еще 20% продадут. И тогда покатится. Но далеко вниз уже не покатится: по 200 долларов квадратный метр уже не будет, и даже по 700 не будет.

- Последнее время модно говорить о необходимости новой государственной идеологии, о национальном дискурсе. Это действительно так необходимо?

- В даосизме, о котором я часто пишу, добро и зло ситуативны, личны и привязаны к конкретному времени: то, что хорошо для меня в 20 лет, плохо для меня в 60-т. То есть добро и зло, «плохо» и «хорошо» постоянно меняются местами. Но, тем не менее, должно быть общее согласие по поводу того, ради чего мы живем на свете. Мне очень памятен телефонный звонок одной женщины на «Эхо Москвы» - человека с небольшим достатком и, видимо, не очень большим образованием, судя по ее речи (по крайней мере, у меня такой сложился образ - я прошу у нее прощения, если я ошибаюсь). Она сказала: «Живу я без достатка, ращу сына одна, мне помогают с одеждой, на еду вроде хватает. Но я не могу сыну объяснить: мы живем для чего?» Понимаете, мы, русская политическая нация (прошу не путать с этнографией) - живем для чего? Наша миссия на земле в чем состоит? Этот вопрос требует ответа. Если мы на него не ответим, нам невозможно двигаться дальше.

Записал Валерий Береснев

«Фонтанка.ру»