ЧП СОЮЗНОГО МАСШТАБА. Часть II
6 Ноября 2000

• Версия для печати

ХРОНИКА ТРЕХ ДНЕЙ

- Прошло девять лет, люди подзабыли подробности. Расскажите, пожалуйста, хронику трех дней.

- 18 августа в Форос вылетела «группа товарищей». Варенников, Шенин, Плеханов, Болдин, Бакланов. Чтобы в последний раз сказать: дорогой друг и товарищ, надо что-то делать. Он перепугался, когда они прилетели без звонка, спросил: будете арестовывать? «Что вы, Михаил Сергеевич, просто посоветоваться хотим». Он успокоился, начал жаловаться на плохое самочувствие.

Решили, что пришло время вводить чрезвычайное положение. Горбачев положил перед собой лист бумаги и написал фамилии тех, кто возглавит комитет. «Я должен сохранить лицо, а вы валяйте, действуйте!» - с этим они и улетели в Москву.

Я до 18 августа ничего не знал (это к вопросу, кто против кого заговор готовил). Был в гостях у приятеля, позвонил часов в восемь Павлов, сказал, что все собрались в Кремле, пригласил и меня. Я принял к сведению и продолжал сидеть в гостях. Потом позвонил Крючков. Раз тревожит председатель КГБ - значит, ЧП какое-то.

Я поехал в Кремль и узнал, что все документы готовы, а мне предлагают возглавить ГКЧП. «Братцы, - говорю, - по Конституции или вице-президент, или председатель парламента имеет на это право, пусть Лукьянов подписывает бумаги».

Они уговаривают - я ни в какую. К 12 часам все же дожали. Подписал я проект указа... Ну, а все остальное известно.

Сейчас, анализируя события августа, я понимаю, что мы сделали большую ошибку. Слишком долго не могли понять, что такое Горбачев, и хотели сохранить его до последнего чистеньким. Хотя это определение не очень уместно: дело было не грязное, а благородное. Не просто моральный долг, а наша конституционная обязанность: ведь если должностное лицо, ответственное за соблюдение конституционного строя, бездействует, это преступное бездействие.

- Разве планирование действий состоялось не в Ясеневе, где базируется СВР?

- Я говорю о событиях, в которых лично принимал участие. 16 августа праздновали День авиации в зале Чайковского. Я видел там и Язова, и Крючкова, и Бакланова. Но они ничего мне не сказали. А вечером собрались на так называемом «объекте АВС» в Ясеневе для первого разговора.

- Но в таком случае со стороны это действительно выглядит, как заговор генералов, военный переворот.

- Инициатива принадлежала не силовикам. За месяц до сбора в Ясеневе состоялось закрытое заседание Верховного Совета - по просьбе Павлова. На этом заседании депутатам была рассказана правда-матка о ситуации в стране. Я был в Германии, только прилетел, попал не на сам доклад премьера, а на обсуждение. Многие сходились в том, что в СССР зреет заговор и подписание союзного договора - его часть.

Павлов жаловался, что у него руки повязаны. Просил дать возможность принимать оперативные решения. Ведь парадокс: профсоюзы, комсомол имеют право законодательной инициативы, а кабинет министров - нет. В стране все было подстроено под президентскую вертикаль. Хорошо, когда при этом президент сильный и знающий, а не на уровне сельского секретаря райкома.

- Когда вы поняли, что план проваливается?

- Я все три дня путча провел в Кремле, выезжал только на пресс-конференцию. И понял, что мы проваливаем дело, уже 19-го, когда мы сделали глупость и ввели в Москву военную технику. Если бы мы тогда обратились к народу со ВСЕЙ правдой, назвали всех поименно - не для того, чтобы сказать «ату», не чтобы затравить, а обрисовали бы всю ситуацию... И призвали: «Решай, народ!..» Нужно было немедленно потребовать созыва ВС и Съезда народных депутатов и заявить им: «Хотите поддержать - воля ваша. Нет - вы берете на себя ответственность за дальнейшее развитие событий». Но ничего из этих необходимых действий мы не сделали.

- Зачем же вы вводили технику?

- Мы представляли, с кем имеем дело. Знали, что эти люди могут пойти на любую гадость. Надо было взять под защиту народнохозяйственные объекты, водоканал, министерства, предприятия, объекты ядерной энергетики. При чрезвычайном положении нужен соответствующий режим. Но если ввели технику - надо было действовать. Если твердо уверены, что перед нами предатель, который разваливает государство, нарушает закон, - он должен понести ответственность.

Мы же никого не арестовали! Только Гдлян был отправлен в Медвежьи Болота, в часть ВДВ, где два-три часа пропьянствовал с военными и был освобожден. Зато сейчас он - народный герой, потому что сидел. Я бы хотел так посидеть.

Я-то провел в тюрьме полтора года, причем никакой юридической ответственности, тем более измены Родине, приписать нам так и не смогли. В деле - сплошные натяжки; совершенно определенно, что это политический заказ, грязная работа. Даже не очень лояльные к нам средства массовой информации писали, что нас просто травят, происходит юридическое преследование за убеждения, политические взгляды. А не за содеянное.

- Вы сказали, что не чувствуете ответственности за Вильнюс и Тбилиси - это было до вас. Но ребята, раздавленные введенной вами военной техникой?

- То, что три молодых человека погибли, - это, я бы сказал, трагическая не случайность. Мне кажется, их сознательно (другое дело, в каком они состоянии были) бросили под гусеницы БТРа, чтобы повязать нас кровью. Иначе - за что наказывать?

Поймите, мне и физически, и морально, и нравственно было мучительно брать на себя такую ответственность. Я человек мягкий, кошку ударить не могу. Но тогда выхода не было. Пусть это высокие слова, но введение чрезвычайного положения со всеми вытекающими последствиями - это был мой гражданский и нравственный долг.

Да и сейчас - дня не проходит, чтоб я не пропустил через сердце события августа. Особенно сегодня, когда вижу тот бедлам, то безобразие, от которого мы предостерегали девять лет назад.

- Почему вы так нервничали на знаменитой пресс-конференции?

- Там планировалось заявить, что президент болен. Ждали до пяти часов, потому что меня уверяли, что вот-вот будет заключение о состоянии здоровья, которое мы продемонстрируем, и все будет в порядке. Но так ничего и не принесли.

Можете себе представить мое состояние? Хотел бы я увидеть на своем месте кого-нибудь другого: как бы он себя чувствовал!

- И как все закончилось - по вашим ощущениям?

- Когда все было ясно, мои товарищи полетели к Горбачеву - не для того, чтобы просить прощения, а для того, чтобы сказать: мы с ситуацией не справились, или впрягайся, или дезавуируй нас.

Тут собирается Президиум Верховного Совета, осуждает ГКЧП. 22-го то же самое делает секретариат ЦК (все, кроме Шенина). В Москве из всего ГКЧП оставались только я и Пуго.

«Освободили» Горбачева (хотя он и так мог в любое время покинуть Форос) «нравственно высокие» люди во главе с Руцким, который в последнее время четырежды менял свои убеждения. Причем надувался как индюк и говорил, что взглядов не меняет...

Тогда рядом с моей охраной в Кремле появились вооруженные люди, но я не придал этому значения. Просто позвонил домой, чтобы не волновались, если арестуют. Позвонил и Борису Карловичу Пуго, спросил, как состояние духа. Валя, его жена, уже подготовила ему мешочек с самым необходимым в тюрьму. Вообще он был очень сильным человеком, прошедшим хорошую школу, с устойчивой психикой. И разговаривал со мной спокойно. Что там произошла за история с его «самоубийством» - мы, может быть, узнаем через много лет.

Потом телефоны в моем кабинете вырубили. И в 7 часов утра арестовали. Прокурор Степанков нервничал при этом больше, чем я. Был обыск до 12 часов. Повезли в прокуратуру, на допросы. Ночью - в изолятор в Кашино, это Тверская губерния. До 26 августа (моего дня рождения) я находился там. Потом переправили в «Матросскую тишину»... Вот я все про себя и рассказал.

«МАТРОССКАЯ ТИШИНА»

- В тюрьме у вас была одиночная камера?

- Да нет, конечно. Сначала со мной сидел кооператор, получивший срок якобы за изнасилование - это в нашем политическом отделении. В общем, явный стукач. 9 месяцев провел в моей камере. Потом подпольный цеховик, которого «замели» еще в годы Советской власти. Потом еще кто-то...

- А что было самым страшным там - несвобода?

- Человек - это скотина, которая ко всему привыкает. Сказано грубо, но верно. Многое зависит от психики человека. Можно ведь быть рабом и на воле, и свободным - в заключении. Я очень много читал - правда, приходилось одно и то же перечитывать по пять раз, библиотека в «Матросской тишине» бедная. Позже стали и газеты разрешать.

- Вы представляли себе, сколько времени придется провести в камере?

- Трудно было прогнозировать. Эта власть абсолютно непредсказуема. До последнего момента мы ходили «под вышкой». Но на смертную казнь власти было трудно решиться. Тем более мы требовали открытого процесса - а это дополнительная трибуна. Реакция Запада в случае расстрела была бы резкой... Это я понимал определенно. Но могли дать лет восемь, десять. Ведь Ельцин - та бестия, которая держится за кресло, за власть всеми силами. Тем более он всегда был неадекватен.

«ЧЛЕНОВОЗ» У ПОДЪЕЗДА

- Что вы имеете в виду?

- 20 августа началась паника в Белом доме, циркулировали слухи, что будет штурм, и все это время Ельцина ждал «членовоз», чтобы отвезти в американское посольство. Он уже спустился в подземный гараж. Как говорится, скажи мне, кто твой друг...Я же не бежал в американское посольство, когда меня арестовывали.

Еще очень показательный момент. Когда меня спрашивают, был ли в стране переворот, я отвечаю утвердительно. Причем переворот этот проходил в два этапа.

Когда стало понятно, что в СССР действуют определенные силы, которые ждут «дня Х», первый, подготовительный этап начал Горбачев: стал проводить осознанную политику на развал СССР и ликвидацию коммунизма.

И второй, заключительный этап - когда Ельцин, Кравчук и Шушкевич, три пьяных мужика в Беловежской Пуще, развалили Союз. Характерно, что после этого первый звонок Ельцина был американскому президенту, а Шушкевича - Горбачеву.

Беловежская Пуща - чистейшей воды заговор. Горбачев должен был их арестовать и объяснить народу, кто чего добивается. Три этих пьяных сидельца это прекрасно понимали. Наготове стоял вертолет, на котором можно было улететь в Польшу. Но в результате... Все знают, чем это кончилось.

Что касается Ельцина, когда его в 1987 году вывели из кандидатов в члены Политбюро, он ржавыми ножницами решил перерезать вены. А если бы оставили - он продолжал бы быть ярым защитником коммунизма. Другой вопрос, что у него с Горбачевым была зоологическая ненависть друг к другу. Наверное, потому, что оба работали в одной нише. Выполняли один заказ.

ДРУГАЯ ЖИЗНЬ

- Как сложилась ваша жизнь после августа и полутора лет тюрьмы?

- Очень долго ходил без работы. Мне было заказано абсолютное большинство рабочих мест. Знакомые в госслужбах боятся звать даже в гости. В условиях тотального стукачества и прослушивания, которое началось с эпохой Ельцина и, мне кажется, продолжается до сих пор, это было опасно.

Сейчас я работаю в общественном комитете ветеранов и инвалидов государственной службы «Родина и честь» в должности консультанта. В чем заключается служба? Выслушать людей, иногда помочь материально.

- Бывшие советский и российский президенты тоже ветераны госслужбы. Не обращались?

- Я думаю, у них все благополучно. Знаете, я еще в 1993 году предлагал Ельцину и Горбачеву выйти со мной на улицу без охраны и посмотреть на реакцию людей. Я - предатель Родины, изменник...Но я езжу на работу общественным транспортом, без охраны, и не услышал ни одного оскорбления в свой адрес. Пусть попробуют и президенты выйти в народ.

- Но вы же помните эйфорию августа, когда толпы людей выходили на улицу поддержать российскую демократию.

- Это вполне объяснимо. В последние три года перед этим народу внушали (все СМИ совершенно определенно), где корень зла, кто виноват. И экономика многое определяет: в магазинах ничего не было. В людях горела надежда: теперь, мол, заживем!

Когда мы объявили, что проведем инвентаризацию всего народного хозяйства, многие перепугались, потому что уже тогда наворовали достаточно. Первые богатства Борового, Тарасова, Березовского складывались именно в то время. Тарасов украл два эшелона мазута и продал его. Стал миллионером... Так что многие радовались нашему поражению. И потом, на полках с победой демократии вдруг появилась колбаса - нашлась, значит.

Нам не хватило времени и решительности. У нас был план экономической деятельности. Если бы мы нормально действовали, а не погрязли в дискуссиях, могли бы на первый период принять ряд очень популярных экономических решений. Были такие возможности. И неизвестно, как бы все обернулось в этом случае.

ЧТО БУДЕТ?

- Что вы думаете о времени сегодняшнем?

- Я не думаю, что самые тяжелые времена уже позади. «Борзописцы» утверждают, что сундуки государства полны золота и зеленых долларов. Верится слабо.

Мы отброшены на 30 лет назад. На культуру сейчас денег выделяют столько, сколько раньше на один большой культурный объект. Народ обнищал, 800 тысяч человек мы теряем в год - и рождаемость падает. Крючков еще в 1991 году говорил: есть план довести население СССР (даже не России!) до 150 млн. Что сегодня с успехом выполняется.

Патриотическая лексика Путина мне нравится. Но между словами и делами - «дистанции огромного размера». «Семья» до сих пор пытается руководить страной. Я искренне желаю ему успеха. Если он окончательно определится, с кем и по какому пути идти - с народом или против. Ведь, при всем штампе этого выражения, политика Ельцина - антинародная.

Я хотел бы верить Путину. При том что у меня есть основания на него обижаться. Мне положена «гигантская» пенсия в 1000 руб. Хотя был указ Ельцина и постановление правительства, что определенные руководители министерств и ведомств получают процент от зарплаты. Янаева, правда, в списках не было. Комсомольский стаж мой тоже не засчитывается.

Друзья подбили меня написать письмо на имя Путина с просьбой пересмотреть пенсию. «Если считаете, что справедливо - буду удовлетворен» - так я написал. Зам. Починка ответил мне через три месяца. «Главное правовое управление при Президенте РФ считает, что оснований для пересмотра нет». Но эта «картинка с выставки» не влияет на мое отношение к Путину. Повторяю, главное для него - освободиться от воровской шайки. Более реально смотреть на вещи и, кроме риторики, делать дела. Пока он работает в русле Ельцина, который изредка «приходит в сознание».

Что будет с нашей страной? Надеюсь, удастся выйти из ступора. Нужны только политическая воля, желание, умные и честные люди. А беды российские все те же: дороги, дураки. И воруют...

Народ, конечно, нахлебался бедности и разрухи. Но, я думаю, сейчас нет сил, которые хотели бы революции - то есть насилия. Путин не способен на жесткие меры.

Самое страшное, что людей обезоружили морально. Раньше идеалы были, пусть для кого-то надуманные. А когда опустошение в душе - это самое страшное. Народ спивается. Я не ортодокс. Даже для убежденного и прослужившего всю жизнь народу и партии (я не разделяю эти понятия, потому что честные коммунисты были всегда, если запретить это - значит запретить вас, меня, наших мам, пап) человека было, конечно, много издержек. Но мы до сих пор проедаем ту страну, которую построили коммунисты.

СТАРЫЕ ПЕСНИ О ГЛАВНОМ

- Где хранится ваш партийный билет?

- Дома. Я же не Руцкой.

- Вы встречаетесь со своими товарищами по ГКЧП?

- Конечно. Но стараемся говорить о другом.

- Вы о чем-нибудь жалеете в своей жизни?

- Знаете, меня никто никогда не подталкивал вверх. Я не подхалим. Я делал свое дело, и делал всерьез. Жалею я о своем идеализме по отношению к людям. Ведь я был последним, кто убедился, что Горбачев - подлец и предатель.

Если бы мы «дожали» его в 1990-м, удалось бы удержать страну от августа 1991-го. Хотя именно путч послужил катализатором развития событий.

Понимаете, нас обвиняли в срыве подписания союзного договора, а значит, в развале страны; но кто мешал подписать его через месяц, когда мы сидели в тюрьме и ждали смертной казни, хотя максимальным наказанием для нас могла быть только отставка?

Все дело в том, что у власти были шкурники. Они хотели развала и добились его.

Говорят, коммунизм хотели угробить я и Ельцин; ГКЧП, мол, забил последний гвоздь...

- Но в таком случае демократы должны были наградить вас?

- У меня орденов достаточно, чтобы гордиться ими: Красного Знамени, Дружбы народов, «Знак Почета», медали... Мне их дала Советская власть. От власти Ельцина - даже от медалюшки отказался бы.

...Он курит сигареты под названием «Союзные» - с гербом, на котором земной шар в обрамлении колосьев. И верит, что время все расставит по местам.

Недавно он написал материал о тех днях - с выдержками из уголовного дела. Заканчивается он словами: «Я чувствую свою вину перед народом за то, что мог не допустить такого развития событий, но не сумел этого сделать. Это - моя боль и трагедия».

НАЙДИТЕ 10 ОТЛИЧИЙ ОТ СЕГОДНЯШНЕГО ДНЯ

На смену первоначальному энтузиазму пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Страна по существу стала неуправляемой.

...На их совести искалеченные судьбы более полумиллиона беженцев.
...Потоки слов, горы заявлений и обещаний только подчеркивают скудость и убогость практических дел. Инфляция власти страшнее, чем всякая иная, разрушает наше государство, общество. Каждый гражданин чувствует растущую неуверенность в завтрашнем дне, глубокую тревогу за будущее своих детей.
...Хаотичное, стихийное стремление к рынку вызвало взрыв эгоизма - регионального, ведомственного, группового и личного... Только безответственные люди могут уповать на некую помощь из-за границы. Никакие подачки не решат наших проблем, спасение - в наших собственных руках.
...Человек оказался униженным, ущемленным в реальных правах и возможностях, доведенным до отчаяния.
...Преступность быстро растет, организуется и политизируется. Страна погружается в пучину насилия и беззакония.
Углубляющаяся дестабилизация политической и экономической обстановки подрывает наши позиции в мире.
Развитие страны не должно строиться на падении жизненного уровня населения.
...Мы твердо заявляем, что никогда и никому не будет позволено покушаться на наш суверенитет, независимость и территориальную целостность.

19 августа 1991 года».