Приехали, чтобы умереть
27 Октября 2015

• Версия для печати

У семьи мигрантов из Таджикистана отняли ребенка. Разлученный с матерью пятимесячный Умарали Назаров умер в больнице. Произошедшее всколыхнуло не только Петербург, но и всю Россию. О смерти младенца стало известно и за пределами страны. Неравнодушные граждане требуют разобраться в случившемся и наказать виновных.

Трагедия произошла 13 октября. В квартиру дома №5 по Лермонтовскому проспекту приехали сотрудники УФМС и забрали находившихся там Зарину Юнусову вместе с пятимесячным сыном Умарали и несовершеннолетним братом мужа Далером. Их всех увезли в отделение полиции, после чего ребенка на “скорой” доставили в больницу, а женщину — в суд за нелегальное пребывание в стране. Суд постановил, что Зарина Назарова должна покинуть Россию в течение 15 суток. Ребенка родителям обещали вернуть утром. Но в ночь на 14-е малыш скончался в больнице — по предварительной версии, от острой респираторной вирусной инфекции.

Родители заявили, что им не дали повидать ребенка, что мальчику не передали еду и даже толком его не одели. Следственный комитет возбудил уголовное дело по статье “Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей”. В полиции опровергают обвинения в адрес сотрудников. Более того, стражи порядка сейчас проверяют самих родителей — выясняют, не нарушили ли они закон по ст. 156 УК РФ (неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего).

Корреспондент “Росбалта” поговорила с отцом мальчика Рустамом Назаровым и адвокатом семьи Олегом Барсуковым о том, что же все-таки произошло 13 октября, почему родители не верят, что мальчик умер от ОРВИ, и есть ли шанс найти виновных в случившемся.

— Как давно вы живете в Петербурге?

Рустам Назаров: Я приехал почти два года назад. Год назад позвал к себе жену. Мы сначала жили в другом месте, потом на Лермонтовский проспект переехали. В роддоме при Боткинской больнице у нас родился ребенок. Все было хорошо, нас никто не трогал до 13 октября.

— Что произошло в тот день?

— Утром я ушел в гости к другу. А где-то в 10:30 к нам приехали сотрудники УФМС с рейдом. Дома были только жена, наш пятимесячный сын Умарали и мой несовершеннолетний брат. Всех их посадили в машину и увезли. О том, что произошло, мне брат по телефону рассказал. Он спросил, куда их везут, ему ответили, что отправят в спецприемник в Красном Селе, а потом депортируют. Я слышу, ему говорят: “Выключи телефон, нельзя разговаривать”. Через минут 15 он снова звонит: “Нас везут в первое отделение полиции”. Я не понял, почему УФМС в полицию везет.

Жена, когда их увозили, взяла детскую смесь в бутылочке. Ребенок поел немного, но еда в пути остыла. А он холодное кушать не будет. Вы же вряд ли будете холодное есть?! Я звоню в отдел брату — там ребенок орет, плачет. Говорю: “Голодный?” — “Да”. — “Пускай грудью покормит”. Она покормила, ему получше стало. А потом у нее Умарали забрали. Мы с моей мамой (Мехринисо Назаровой — “Росбалт”) дома смесь сделали горячую, чтобы не остыла. Поехали в отделение. Мама моя внутрь пошла, я снаружи остался. Она попросила, чтобы полицейские взяли бутылочку ребенка покормить. А они не взяли — на подоконник поставили и не кормили его. Не знаю, почему так. И с мамой себя грубо вели.

— Мехринисо не пустили внука повидать?

— Нет, никого туда не пустили. Потом смотрю — жену посадили в “Газель” и повезли в суд. Я еще час походил — “скорая” приехала, потом две девушки вышли — у них мой ребенок на руках. Подошел к ним. Говорю: “Это мой сын”. А у них какие-то документы были, может, его свидетельство о рождении. Они мне ребенка не отдали. Сказали, что везут в больницу на Цимбалина, 58. Дверь закрыли и уехали. В первом отделении полиции только брат остался.

— Как долго мальчик пробыл без матери?

— Около трех часов. От матери забрали в полдень где-то, а около 15:00 — 15:30 его в больницу увезли. Жена просила, чтобы ему шапочку надели — она в кармане была у него — полицейские не стали этого делать. В чем был, в том и оставили. Она по-русски плохо говорит. Знаете, как бывает, когда нерусский попадает куда — как с ним себя ведут...

— Переводчика не было?

— Нет. Только в суде дали переводчиков — узбеков. Узбеки по-таджикски плохо говорят, с акцентом. Мы их плохо понимаем.

Жена недавно приехала в Петербург, до этого она полиции не видела никогда. Ее никогда на улице даже не останавливали. У нас такого нет, чтобы детей отбирали.

С суда вернулись — она плачет. Говорит: “Не могу спать без Умарали, привыкла к нему”. Я говорю: “Не плачь. Это детская больница — там присмотрят за ребенком”. Я ее успокаивал: "Все нормально будет, не беспокойся". Нам в больнице сказали, что мы сможем утром забрать сына.

Утром встали — налил чай, хотел перекусить. Слышу — звонок. Мама трубку мне дала. На том конце женщина начала выражать соболезнования, минут десять говорила, я ничего не понял. А потом: “У вас сын умер. В восемь вечера покормили, хотели в 12 покормить, обнаружили — мертвый. Приезжайте скорее”. Мы поехали туда с мамой и дядей. Зашли в приемный покой, полчаса ждали главврача. Мама плачет. А врачи вызвали полицию, и нас оттуда стали выгонять: “Уходите с территории”.

— Они же вас сами в больницу позвали…

— Сказали, что мы врачей напугали. Нас с дядей забрали в 10 отдел полиции. Я говорю: “Кого я убил? За что?” Дядю в обезьяннике закрыли, мне задавали вопросы — почему, что, как, откуда я, про ребенка спрашивали. Дяде сказали: “Сейчас с тобой разберемся”. Спрашивают, почему мы кипиш подняли. Дядя говорит: “Какой кипиш? Бабушка плачет — внук умер”. — “Нет, вы кипиш подняли”. Я с ними не ругался, я молчал. Я позвонил своей знакомой — у нее связи есть. Она мне сказала, что наряд отправит туда к нам. Полицейские услышали, дядю отпустили сразу и говорят, что никого не закрывали в обезьяннике. Мы приехали в больницу обратно. К нам вышел полицейский, сказал, что ребенок умер от остановки сердца, с дыханием что-то. А второй говорит, что заболевание какое-то у ребенка, от этого умер.

— А были у мальчика врожденные заболевания?

— Нет, ничем не болел. Мы наблюдались в поликлинике, можете спросить у врачей.

— Кто, на ваш взгляд, может быть виновен в смерти Умарали?

— УФМС, полиция или больница. Мы не знаем, что случилось и кто именно виноват. Может, его уронили, или не тем покормили, или оставили голодным. Нам сына показали только на четвертый день после смерти. Мы его не узнали. Будто другой человек. На лице что-то темное — говорят, дыхательная маска была, что ли. И рука черная — не понятно, что с ней. Жена до сих пор не верит, что сын умер. Говорит: “Мой сын живой”. Не знаю, почему нам ребенка раньше не показали…

— Вы собираетесь в суд обращаться?

Адвокат Олег Барсуков: Мы пока не знаем, судиться или нет. Сначала надо причину смерти установить — это вряд ли удастся сделать раньше, чем через три недели. Пока мы никого обвинять не можем.

— Полиция сказала, что вины в действиях их сотрудников нет.

Адвокат: Так они вообще говорят, мол, а мы здесь при чем? Мы им стол дали для оформления документов. Это уже не наши дела, забрали ли они ребенка.

— Но Зарина действительно нелегально находится в России?

Адвокат: Да, это так. Но если бы суду было известно, что у нее есть ребенок, ее вряд ли бы выдворили. Однако в материалах дела не фигурирует, что у нее есть ребенок. Мы обжаловали решение суда. Надеемся, удастся ограничиться штрафом в 5 тыс. рублей.

— СМИ сообщали, что вы живете в расселенном доме без горячей воды и отопления.

Рустам: Это жилой дом — и вода, и отопление у нас есть. В нашу квартиру только вход отдельный, потому что формально это офисы.

Адвокат: Скорее всего, собственники перевели жилую квартиру в нежилую, но продолжали сдавать.

Рустам: Вот на Садовой дом расселенный, сеткой затянутый — знаете, сколько там людей живет? Почему их не выгоняют? Или на Лермонтовском закрытые дома, опечатанные — их тоже сдают и зарабатывают. А тут мы 25 тыс. платим через посредников, может, кому-то не хватило или мало дали — потому на нас заявили. Откуда мы знаем.

— Произошедшее вызвало большой общественный резонанс — вас поддержали и диаспора, и активисты разных организаций, и политики. Ожидали ли вы такой реакции?

Адвокат: Надо разницу понимать. Таджикская диаспора поддерживает искренне. Их еле успокоили, когда они вышли на улицу. Но есть те, кто горлопанят, что это убийство, что нужно покарать виновных — мы этого не разделяем. Нужно сначала разобраться, кто виноват. Вот недавно прохожу мимо отделения полиции, вижу — стоит пикетчица с большим плакатом, на котором написано: “Требую суда над убийцами пятимесячного Умарали Назарова”. Я ее спрашиваю: “А кто убийца?” — “Мы не знаем, потому пишем, что над убийцами. Они же должны быть установлены”. Так давайте сначала установим! Некоторые выходят на акцию, чтобы поднять кипиш ради кипиша.

Ребенок погиб, его не вернешь. И мы хотим разобраться. Рустам и Зарина не могут уехать домой, пока не выяснят, кто виноват. Похоронить мальчика не могут пока — медэксперты еще работают. У родителей взяли генетические пробы, чтобы доказать, что это их ребенок.

-У вас сейчас нет документов на Умарали?

Рустам: У нас нет — отдали полиции. Но в полиции говорят, что им вообще ничего не приносили.

Адвокат: Вопрос скользкий. Мы пытаемся выяснить, почему ребенка оформили как беспризорного, когда с ним мать была, которая его грудью кормит… По закону вообще нет права отнимать ребенка, есть у него есть мать, хоть и документов у нее нет.

— Выдвигались предложения изменить статью уголовного дела на более “тяжкую”. Вы хотите этого?

Адвокат: Не важно, какая статья, для нас главное — установить, кто виноват. А мы это обязательно выясним. Я вам гарантирую.

Беседовала Антонида Пашинина

Источник: РОСБАЛТ